Женщины любили своих детей всегда, во все времена. Даже в самые дикие или самые страшные. Проявляли чудеса отваги, спасая их от опасности. Делали ради детей совершенно невозможные вещи. Иногда даже меняли ход истории, правда-правда. Но это была слепая любовь. Особенно страшная – именно страшная! – в те времена, когда у женщин становилось мало детей (чаще всего по их вине, из-за многочисленных искусственных прерываний беременности, как в последние десятилетия перед Третьей мировой, когда нерождённых детей убивали десятками тысяч каждый день. Денис даже поёжился, представив себе, какое давление некротического поля испытывали люди, жившие тогда – неудивительно, что мир сошёл с ума…). Ради своего единственного и слепо обожаемого ребёнка женщина могла, например, не задумываясь стать вражеской разведчицей и обречь на смерть десятки «чужих» детей. Женщина не слышала слов «Родина», «честь», «будущее» – стоило речи зайти о сиюминутной безопасности её дитяти. Женщина была готова погубить весь мир – лишь бы жили её сын или дочь. А если учесть, какую силу тогда имел феминизм – нетрудно себе представить, к чему такое отношение приводило.
Конечно, в истории были и исключения – даже в виде целых цивилизаций, вроде Древней Спарты, Третьего Рейха, в некоторые периоды – СССР, вообще европейской цивилизации. Но именно исключения. А была и оборотная сторона медали – мусульманский мир полного скотского бесправия женщины, автомата для постельных утех и производства детей, которые вырастали копиями своих отцов: жестокими, трусливыми, злобными – именно потому, что их матери фактически не были матерями, а лишь презираемым низким скотом; ни красоте, ни вере, ни доброте – всему, что знает лишь женщина! – они не могли научить своих детей…
Тот мир погиб. Но сейчас Денис увидел и услышал его кусочек в своём собственном исполнении – и посмеялся. Нет, мама любит его. Не может не любить. Но не той ужасной душной любовью, которая отрезала крылья и превращала мальчишку – самое смелое, бескомпромиссное, честное, решительное и любопытное создание мира – в существо среднего рода. Мать проводила Дениса – мальчишку и воина – так, как надо провожать: без слёз, зная, что, даже если он уйдёт совсем, то уход будет достоин того дела, ради которого совершается… А если победит – это принесет славу и пользу.
Конечно, это всё высокие слова, передёрнул плечами Денис. Но тут же подумал: ну и что? Если нет своих слов, почему бы не воспользоваться высокими словами? Для чего-то же их придумали умные люди… И недаром их зовут – Высокими…
…Автобус раскачивался в дорожной полутьме, быстро – по-здешнему – черневшей…
* * *
Город Балхаш существовал и в «старые» времена, до того, как во время катаклизмов возникло огромное внутреннее море. Тогда тут было большое солёное озеро… И даже когда появление хребта Голодный выжгло округу, а потом пришли снежные морозные годы – на развалинах Балхаша теплилась кое-какая жизнь.
А сейчас город был вторым по численности населения и как бы не первым по экономической важности в Республике.
И он был болен, как больна была вся Республика.
Гигантские дворцы «Рыбпром-Балхаш» соседствовали с жутью портовых кварталов. Новейшие заводы, оборудование которых пришло из Империи, находились через улицу с частными душегубками и потодавилками, хозяева которых, предвидя скорый конец, выкручивали рабочих всё беспощадней, что уже не раз приводило к кровавым бунтам, которые, по иронии судьбы, приходилось подавлять полиции, совершенно не сочувствовавшей «предпринимателям»… Но каждый такой бунт, понятный и простой по изначальной сути, грозил перекинуться куда угодно и вылиться во всё, во что угодно. Прогулочный Центроход, залитый огнями фонарей круглые сутки, давал такой же круглосуточный приют сотням нищих и попрошаек – или уличных торговцев, недалеко от них ушедших. На улицах часто трещали выстрелы, иногда – гремели взрывы и каждый день находили трупы. Биржу закрывали каждый день – и никак не могли закрыть, а по её коридорам, где ощутимо пахло лисятником, метались с выпученными глазами растрёпанные, растерзанные и потерявшие всякое сходство с людьми маклеры – свободные, представлявшие какие-то компании или уже никого не представлявшие, – уже не знавшие, что продавать, что покупать, полностью дезориентированные, за час богатевшие невыразимо и нищавшие в прах, многие из них находили очень простой выход: пускали себе пулю в висок или вешались в туалетах. В новом мире, который неумолимо надвигался на их спекулянтский рай, им просто не было места.
А на запад от города без конца катились и катились по-зимнему серые и безразличные воды Моря Балхаш…
…К полуночи Денис устал до одурения и тяжёлого гула в ногах. Он прошёл километров пятьдесят, не меньше, по этим улицам, переулкам, площадям, паркам, переходам, лестницам… Больше всего угнетало даже не это, а то, что – впервые в жизни – мальчишка не знал, что ему делать дальше. Нет, в принципе, он как раз всё знал и всё понимал – но никак не мог сообразить, с какой стороны взяться за дело. Очень просто – знать, что надо делать. А вот, как – куда сложнее. Ему и тщательную легенду не стали разрабатывать, и проводить сложное внедрение не решились, именно из-за принципиальной непредсказуемости мира, в который он должен был проникнуть. Мир детей и подростков всегда непредсказуем. Только очень глупые взрослые люди тешат себя старыми сказками, что есть, мол, какая-то наука «педагогика», которая-де может помочь понять ребёнка и повлиять на него. На самом-то деле – нет такой науки, потому что нет никакого «ребёнка». Каждый случай уникален – и вот почему так высоко в Империи ценится труд учителя. А уж если взять принципиально асоциальное общество беспризорной «стайки»… Денису предстояло полагаться только на везение и сообразительность. А с ними вот именно сейчас у мальчишки было тяжело.
Кроме того, ему просто-напросто хотелось отдохнуть.
Для того чтобы поселиться тут в гостинице, пусть и в дешёвой, нужны были документы. Или немаленькие деньги на взятку, но и тогда он вызвал бы подозрения, а пацана могли просто-напросто обчистить и вышвырнуть. Да и потом, разве он припёрся в этот бардак затем, чтобы ночевать в гостинице? Конечно, и в гостинице можно что-то узнать… например, у обслуги – но туда всё равно не попадёшь. Если только устроиться работать? Кстати – а ведь это мысль… Пожалуй, с этого и попробую начать, решил мальчишка. Хотя бы на заднем дворе какие-нибудь коробки с мусором таскать.
Свои неприметные, но вполне добротные вещи, в которых он приехал в Балхаш, а также сумку Денис оставил в камере хранения железнодорожного вокзала – одновременно это было сигналом, что он добрался нормально и начал работать. А из камеры хранения быстро выскользнул мальчишка в грубой тёплой куртке на старую майку и широковатых рабочих штанах, завёрнутых чуть выше щиколоток. Они появились из всё той же сумки и завершили несколько степеней сегодняшнего перевоплощения Дениса. В левом нагрудном кармане куртки лежали кое-какие деньги и старый билет на морской «трамвай», в правом боковом – большой складной нож, в левом – спички и огрызок карандаша. И всё, пожалуй. В таком виде Денис Третьяков и начал своё путешествие по улицам города, до которого ему не было дела. И кстати – города, в котором, например, пропала сестра Олега… Да и не она одна.
