Так что же это значит?..
Концеповский ещё раз вгляделся в усевшегося за стол человека. Не больше тридцати. Или больше? По ним не всегда это можно понять, по имперцам этим… Лицо очень благородное, мужественное лицо, усы – скобкой, буквой «П» под подбородок. Серые глаза с прищуром. Высокий лоб. Длинный розовый шрам чуть выше бровей.
Концеповский вздрогнул – вошедший заговорил неожиданно:
– Разрешите представиться – Всеслав Брячиславич Полоцкий, офицер Империи, с позавчерашнего дня – глава МВД Республики Семиречье… До этого, – он смущённо улыбнулся, – один из личных порученцев Его Величества… А вы у нас – Концеповский Валериан Марксович, заместитель министра образования…
Это «вы у нас» успокоило Валериана Марксовича – типичный оборот недалёкого следака. Будь он хоть сто раз порученец их императора… Между тем Полоцкий спросил мирно – даже с лёгкой улыбкой, на миг обеспокоившей Концеповского:
– Вы знаете, что вам грозит?
– Знаю, – нагловато-спокойно ответил Концеповский и уселся как можно удобнее и по-хозяйски. – До шести лет общего режима. Где-нибудь года через два выйду по апелляции. Если вам вообще удастся меня посадить. – И он хмыкнул и зевнул…
…Всеслав Брячиславич осклабился. В первый миг, когда он только шагнул в этот кабинет, то, если честно, с трудом удержался от желания врезать в морду извращенцу. Ну ничего. Сейчас ударчик будет посильней кулачного…
– Ошибаетесь, – промурлыкал имперец. – Три дня назад был принят новый закон, президент подписал его с особенным удовольствием… Отныне любые физические действия, направленные на нарушение природной половой идентификации человеческого существа, караются смертной казнью через повешение без права на помилование или хотя бы апелляцию о таковом.
Несколько секунд лицо Валериана Марксовича сохраняло наглое скучающее выражение. Потом – на миг – стало изумлённым. Потом как будто с маху обвисло вниз, сделалось размазанным и старым.
Поверил, понял Полоцкий. Поверил и понял, что это – правда. Он усмехнулся.
– Но я же… – Валериан Марксович начал быстро, судорожно глотать. – Я же… я же никого не убил! Я же… я же…
– Если бы убили, у вас был бы шанс на помилование, – сочувственно заметил Всеслав Брячиславич. – Убить – это лишить человека жизни. А тут речь идёт о новом разделе УК РС – «Охрана чести и достоинства человека». Целиком списано из законов Империи. Так что…
– Аааааа!!! – взвыл вдруг Концеповский и рухнул со стула. С бешеной скоростью подполз вокруг стола к ногам следователя и стал быстро, громко и слюняво целовать его форменные сапоги. – Ааааа! Нет! Не надо! Не хочу! Простите! Помилуйте! Я не хочу! Жить! Жить!! Жить!!! Не хочу-у-у-у!!!
– Пшёл, – с ленивой брезгливостью Всеслав Брячиславич толкнул Концеповского ногой. – Ну-ка на место, подонок. А ты что думал? Будешь вечно опускать пацанов и в случае чего отделаешься не то штрафом, не то условной?! Повесим и тебя, и всю вашу компанию с её покровителями! Тут тебе не Берген!
[28]
Чикаться с процессами не будем! Сесть, сука! Пиши! Все эпизоды пиши! Живо! Ну?! Сел, пишешь, курва!!! Адреса пиши!!! Номера счетов пиши, выродок!!! Живо, всё пиши! ВСЁ!!!
– Да-да-да… – затараторил Валериан Марксович размазывая по лицу слёзы, слюни и сопли, икая и громко портя воздух (штаны отвисли и промокли, в кабинете мерзко завоняло), ринулся к стулу, словно к последней надежде, сел (под ним мокро чвакнуло), трясущимися руками придвинул бумагу. – Я всё напишу… всех напишу… – Он терзал перья, дёргал бумагу, брызгал чернилами, черкал, писал – торопился… – Да-да-да… конечно, не сомневайтесь…
– Отдельно пиши – кому сдавали часть детей – тех, которые пропадали! – напомнил офицер.
– Да-да-да… – закивал Валериан Марксович. – Тут, знаете ли, было два заказчика… два, разных… хасиды, но они мало, мало, и только несколько дней в году, в основном – всё на юг, там… а девочки и вовсе не по моей части, но я и об этом кое-что знаю, я напишу, я всё подробно напишу… я очень много знаю, я могу быть полезен, очень полезен, я… и вы знаете, я никого, я никогда… я только любил… я не бил даже никого, не то чтобы убивать…
Он бормотал, переходил на крик, всхлипывал, ёрзал, заикался, дрожал, заискивающе улыбался, моргал сочащимися слезами и ужасом глазками – и писал.
Писал. Писал. Писал. Искренне надеясь, что ему «зачтётся», и не подозревая, что сидящий перед ним генерал – человек из совершенно другого мира – не собирается играть в эти ветхие игрушки со взаимозачётами.
Будь честен с честным врагом. Но.
Лжеца – обмани. Предателя – предай. Ограбь грабителя.
Пытай палача. В убийцу выстрели первым. Заложника, которым прикрылся бандит, – не жалей; один убитый сегодня, возможно, спасет тысячи в будущем
[29]
. Пока твоя душа чиста и вера неколебима, пока ты делаешь всё это не для себя – грязь к тебе не пристанет.
