А господин Концеповский будет искренне надеяться на смягчение приговора все последующие дни, пока под ним – воющим от ужаса – не распахнётся люк, а сверху – не натянется тугой струной верёвка… Чудом – а может, и закономерной расплатой? – будет то, что его тяжёлая туша не переломит позвоночника и он почти час будет вертеться и дёргаться над ямой, пока наконец не издохнет.
Единственным утешением ему будет то, что изо всех схваченных во время арестов он умрёт первым.
* * *
Денис три раза задрёмывал на заднем сиденье армейского автомобиля. А может – терял сознание. Ронял голову, она отвечала болью, он вздёргивался, осоловело смотрел вокруг. И автомобиль, и мундир казачьего полковника (он назвался Денису, но мальчишка забыл, как его зовут), и всё вокруг казалось каким-то нереальным, словно бы фрагментом сна во сне. В дремоте Денису казалось, что он так и остался там, в подвале, что его не выручили, что как раз спасение было сном… сон и явь пугающе путались, не отделялись друг от друга, и на пути к гостинице мальчишка успел здорово измучиться.
Но в больницу ехать он отказался наотрез. Потому что…
…– Приехали. – Полковник обернулся с улыбкой. У него были цепкие карие глаза с прищуром и седоватые короткие усы под кривым, дважды переломанным носом. – Только вот… ты уверен, что это разумно?
– Ну… – Денис, промахнувшийся (голова поехала) по ручке двери, заставил себя медленно и прочно за неё взяться и повернулся к казаку. – Вы же охрану поставили…
– Это тут ни при чём, – покачал головой полковник. – Просто мне кажется, тебе всё-таки надо было бы в больницу…
– Ну, пожалуйста. Я же могу хоть что-то попросить… и я себя уже совсем нормально чувствую… честное слово… – бормотал Денис.
– Зря я тебе рассказал. Встретились бы в больнице, – ворчал казак, с сомнением поглядывая на мальчишку, у которого были все отчётливые признаки сотрясения мозга и нервного истощения. Но кто же знал, что слова о приехавшей только что матери так на него подействуют. Он буквально стал невменяемым и требовал только одного: чтобы его отвезли в гостиницу – и всё. Больше ничего не надо. Вот и сейчас, чтоб его…
…– Мне очень надо в гостиницу, – упрямо сказал Денис. – Там… там врач.
Он никак не мог заставить себя сказать простое «там мама!». В конце концов, она и правда была врачом. Но, как видно, полковник всё понял и без этих слов. Он кивнул и первым вышел из машины – Денис не успел открыть дверь сам, её распахнул казак. Как высокой особе. Денис опустил на шершавый асфальт правую ногу – босую, конечно, он не успел ни переодеться, ни даже толком привести себя в порядок – и вдруг понял, как это дико выглядит со стороны.
Но подобное не имело значения в данный момент. Значение имел второй этаж, номер 209. Денис поймал себя на том, что не верит в происходящее. Оно снова кажется ему сном. Или сном было то, что кончилось – и всё-таки можно поверить?
Ноги, если честно, подкашивались. В голове всё окончательно спуталось, и он шёл, держась только потому, что – в общем, оно того стоило.
Швейцар у входа дёрнулся было преградить путь, но остался на месте. Отшатнулась в сторону с видом брезгливого ужаса какая-то пара средних лет. Уже внутри дежурный у роскошной стойки ошалело проводил взглядом взлохмаченного оборванного паренька, которого сопровождал офицер в мундире казачьего полковника. Но ничего не сказал, конечно.
В лифте Денис заставил себя стоять прямо, не прислоняться ни к чему. Ему по-прежнему казалось, что сейчас он проснётся на том ужасном столе или в крайнем случае в их подвале в парке. В какой-то страшный миг он почти уверил себя, что вся его жизнь в семье – и тут, в Семиречье, и в Империи, в Петрограде! – была лишь сном. Потом дверь открылась. В серо-зелёной пышной ковровой дорожке ноги утонули по щиколотку. Два казака у поворота коридора подтянулись, козырнули полковнику. И Денису. Да, и ему.
Двести девятый номер был как раз возле казаков.
– Ну, туда я не пойду. – Полковник пожал мальчишке плечо, а потом – тряхнул руку. – Если бы знал, парень, что ты для всех сделал…
Затем он откозырял и, повернувшись кругом, пошёл по коридору. Денис, по правде сказать, даже не глянул ему вслед. Он позвонил в дверь.
Дверь открылась мгновенно – Валерия Вадимовна подошла к ней, как раз когда мальчишка подносил руку к звонку.
И Денис выдохнул, замерев на пороге:
– Мам?
При виде сына Валерия Вадимовна сделала жест, которого раньше Денис за нею не замечал – взялась руками за щёки и с непонятной интонацией проронила:
– Ой-ииии…
– Ну чего?.. – пробормотал Динь-Гимнаст, переступая на месте. Все прочие слова куда-то делись. Кроме того, он словно бы увидел себя со стороны. Вытянувшийся ещё, тощий, взгляд исподлобья, пыльные босые ноги, потрёпанная одежда… Денис испытал совершенно дурацкое смущение, как будто его – уличного – решила вдруг пожалеть чужая тётя. И засопел, опустив глаза. Но в следующий момент его обняли, прижали, сдавили – мальчишка хотел ошарашенно пискнуть: «Пустите, вы чего!»… но вдруг обмяк и выдохнул: – Маа?
– Конечно, кто же ещё! – каким-то задыхающимся голосом произнесла Валерия Вадимовна, гладя сына по волосам и целуя (он уже не сопротивлялся). – Ой! Тощий! Грязный! Одичавший! Дениска! Лисёнок мой!
Денис закрыл глаза…
…Валерия Вадимовна зашла в комнату осторожно, когда убедилась, что сын спит.
Она, конечно, справилась с собой и за ужином достаточно спокойно и даже иронично смотрела и слушала, как тщательно отмытый и засыпающий Денис, сидя за столом в пушистом халате, ест (сперва его отчётливо затошнило, но потом он налёг на еду и особенно много пил – Валерия Вадимовна убедилась в том, что поняла при первом взгляде: у сына – сотрясение мозга…) и при этом старается рассказать сразу всё и обо всём. Получалось у него плохо, потому что язык заплетался, а рот был занят, и всё-таки Валерия Вадимовна узнала очень и очень многое… Но, когда мальчишка окончательно вырубился «на ходу» и был отведён – бормочущий и улыбающийся – в постель, Валерия Вадимовна вернулась в холл, оттуда – в ванную, и ревела не меньше получаса, перебирая брошенное на пол барахло мальчишки и прижимая к лицу то одну, то другую заношенную вещь. Ревела навзрыд, с протяжным подвывом и даже с наслаждением. Потом, глядя на опухшее от слёз лицо в зеркало, Валерия Вадимовна вздохнула и подумала, что это просто жизнь. Мужская. И напрочь открутила голову возникшему было писку: «Но он же не мужчина, он мой мальчик, мой малень…» Привела себя в порядок… и не удержалась зайти в спальню Дениса.
Он спал на животе, обхватив руками подушку и приоткрыв рот. Валерия Вадимовна осторожно присела на край кровати. Нет, Денис не проснулся. Он полностью отдался чувству безопасности и мысли, что рядом мама, выключились все – и имперские, и уличные – сторожевые системы. Мама была рядом, все беды и опасности ушли в прошлое и не могли вернуться.
Женщина провела над спящим сыном рукой и прошептала – еле слышным, но освежающим дуновением ветерка в окно:
