– Может, тут постоянное стрельбище сделаем? – вдруг предложил Тимка Ланц. Денис пожал плечами:
– Да можно.
– Тогда надо родник в порядок привести, – продолжал Тимка. – Я возьмусь. Поставим навес, воду возьмём в трубу…
– Лучше камнем выложить, – возразил Витька Шацких. Тимка покосился на него:
– Ну и давай со мной.
– Ну и сделаем, – ответил Витька. – Скамейки и стол вкопаем. А ещё я Вовке кружки закажу. Штуки три. Он ловко по жести стучит… Повесим их на специальную подставку, и будет совсем нормально.
– А я дистанции для стрельбы размечу, – не выдержал Денис. – Обзаведёмся и впрямь своим стрельбищем, ни к кому не проситься.
– Мы стрелять-то вообще будем или поедим, полежим и обратно пойдём? – поинтересовался Мишка.
Но мальчишки ещё какое-то время всё-таки ленились, созерцая полевую дорогу, уводившую куда-то петлями. Денис невольно поддался общему настрою, а потом стал всматриваться – ему начало казаться, что на дороге что-то движется…
– Кажется мне или там кто-то идёт? – вдруг спросил Олег, будто подслушав его мысли, вставая и снимая с бока новенький бинокль.
– Тебе тоже? – удивился Денис, но Олег, не отвечая, шагнул на небольшой пригорок, поднял бинокль и замер. Остальные смотрели на него – движение теперь различали все.
И тут Денис увидел, как его друг побелел – именно побелел, с лица отхлынула краска. Опустив бинокль, Олег выдохнул, не поворачиваясь:
– Уйгуры. Орда. «Жажда солнца»…
Короткая дрожь пробежала по мгновенно вскочившим мальчишкам, как по единому живому испуганному организму. Денис свёл брови. Он знал об уйгурах достаточно много ещё до приезда в Семиречье. Когда-то, в период Безвременья и начала Серых Войн, они овладели большинством этих территорий, безжалостно вырезая всех, кто отличался от них, людоедствуя на «государственом уровне» и уничтожая всё на своём пути. «Государство» уйгуров рухнуло под ударами оправившихся русских, ответивших на зверский геноцид не менее кровавым истреблением, их остатки были размётаны и разогнаны. Впрочем, огромную роль в деградации этого народа сыграло и то, что, не в силах осознать опасность долговременного радиационного заражения местности, уйгуры сплошь и рядом селились в местах, откуда ушли и русские, и казахи, и китайцы. Более того – ставили себе в заслугу «страх, спущенный на врагов»! И когда началось стремительное и безжалостное вырождение – по-прежнему не могли связать происходящее и своё расселение. В какой-то степени русские, выбившие их с захваченных мест, спасли остатки народа…
В настоящее время уйгуров всё ещё было довольно много, но они скитались ордами во главе со своими тойонами в пустынных, диких местах, ещё толком никому не принадлежавших, – постепенно вымирая от уже необратимых изменений в генетике. Чаще всего эти орды были неопасны, при прямом столкновении стремились уйти, скрыться, избежать даже не стычки, но и просто встречи с хозяевами мира. Однако уйгуры так же, как некоторые другие народы – закономерность пока не была выявлена, – оказались подвержены так называемой «жажде солнца». Приступы массового буйного сумасшествия могли овладевать большими группами больных, стоило солнцу исчезнуть. Эта психическая болезнь могла не проявиться и при многомесячном отсутствии светила – а потом вдруг вспыхнуть, если солнце не показывалось день-другой.
Охваченные этим психозом начинали совершать дичайшие поступки. Как правило, они обрушивали неконтролируемый гнев вперемежку со страхом на «чужих», оказывавшихся рядом: убивали, не щадя и не разбирая пола и возраста, жгли посёлки, уничтожали поля и скот… Было очевидно, что ордой, которую наблюдали мальчишки, владел именно такой приступ. Тёмная толпа катилась к посёлку прямо через степь – словно кусок овеществлённой и обретшей плоть Большой Ночи Безвременья. Скорее всего, именно те из уйгуров, кто сохранил способность соображать, уничтожили ночью телефонную связь – а звериная хитрость, тучи и туманы позволили им скрытно пробраться вплотную к населённым районам…
Денис быстро огляделся. Снова бросил взгляд вперёд. В орде навскидку было не менее трёхсот… существ – компактная тёмная толпа, над которой мотались какие-то значки на палках, быстро приближалась. Что случится, если она ворвётся в ничего не подозревающий посёлок, – было совершенно ясно. Конечно, безумцы будут истреблены довольно быстро. Но скольких они успеют убить и сколько успеют разрушить…
– Бежать надо… – пробормотал Тимка Ланц. – Бежать… предупредить…
– Они на нашем загривке в посёлок въедут, – возразил Мишка. Его лицо подёргивалось – он думал о своём только-только достроенном хуторе. – Вон как несутся.
– Минут через пять-семь будут тут, – прошептал Лёшка Гордеев почти зачарованно и сделал шаг назад.
Денис боковым зрением уловил этот шаг – первый шаг к позору, к развалу всего, что было с таким трудом создано, к стыду и гибели. И, не поворачиваясь, никого не называя, громко, резко произнёс:
– Отряд, слушать мою команду! Стано-вись!
Он имел право так командовать.
И ещё – по-детски щёлкнул пальцами на счастье, а потом чётко выбросил руку в сторону. И перевёл дух, как будто всё самое страшное уже кончилось – а точнее, не произошло, – когда ощутил рядом плечо Олега. А дальше заметил краем глаза, как встали в ряд остальные.
Все семь…
…Нет, лукавить не будем – вырвавшаяся из ближней ложбинки толпа не остановилась сразу. Слишком велик был захлестнувший их разум страх перед возвращением Тьмы, слишком близко была беззащитная добыча, слишком малочисленны были защитники (что это подростки – погромщикам просто не могло прийти в голову). Ни бешеный бег, ни дикий вой не стихли. Но… совершенно неожиданно сквозь них полоснул ясный и звонкий крик команды – крик, пробивший броню безумия, потому что он напоминал то, как били и гнали их отцов вот такие небольшие, сильные сплочением, дисциплиной и холодной яростью отряды русских.
– Отряааааа… картеееечь… товьсь!
Щёлк. Откинулись приклады.
Клац. Дёрнулись затворы, вгоняя первый патрон.
Бум. Выстроились в линию носки ботинок.
Именно в этот момент всё изменилось. Бежавшие в первом ряду – самые отчаянные, самые распалённые – вдруг увидели, что перед ними не десяток сумасшедших детишек. Нет.
Перед валом погромщиков стоял военный отряд.
Одинаково прищуренные глаза под обрезом беретов.
Неподвижная линия чёрных дыр стволов.
Застывшие языки пламени – галстуки на груди.
Одинаково чуть выдвинутый вперёд корпус.
Ровная черта носков левых ботинок – пыльных и словно бы вросших в землю.
Во всём этом была какая-то непонятная и жутковатая уверенность, пересиливавшая муть, застилавшую мозг орде. Словно на дороге выросла непреодолимая стена, а не кучка русских.
Вал остановился. Колеблясь, хрипя, взвизгивая, напирая, остановился, потому что – пока ещё не в страхе, скорей в недоумении – остановились вожаки.
