Денис всхлипывающее втянул воздух. Но позволил себе лишь секундную передышку – рывком добрался до трупов, снял с Шульце автомат, забрал у обоих и положил рядом семь магазинов и три гранаты. Выстрелы, конечно, слышали, они по коридорам далеко понеслись – и сейчас…
Денис покосился на Шульце. Тот глядел стеклянно и недоумённо, будто так и ушёл, силясь разгадать какую-то очень-очень важную для него загадку.
– ТВОЙ мир подохнет с тобой, – сказал Денис, вспомнив слова, которыми пытался посмеяться над ним Шульце. – Потому что ты обо ВСЕХ не думал.
И тут зачастили выстрелы.
Снаружи. А потом разом оборвались – и Денис услышал…
– Всем бросить оружие! – Голос Кенесбаева был искажён мегафоном, но всё равно легко узнаваем. – Те, кто не бросит оружие по счёту «тридцать», будут убиты! Я начинаю отсчёт! Всем бросить оружие – раз!.. Два!..
…Больше всего Денис боялся, что умрёт сейчас. Что умрёт, пока тащится по этим коридорам. Он падал и полз на четвереньках и животе. Потом поднимался по стене, делал два-три жутких вихлястых шага – и падал снова, и полз. Сил не было даже на то, чтобы заплакать. Он полз вечность, и с каждым его движением сердце замирало, думая – остановиться или нет?
И дарило истерзанному победившему мальчишке ещё шаг. Ещё рывок.
Он почти не поверил, что кончилась эта вечность (около минуты), и он выпал на широкое низкое крыльцо (на нём лежали возле тяжёлого пулемёта два трупа с простреленными точно между глаз лицами) – выпал и удержался на ногах, потому что вцепился обеими руками в длинную дверную ручку (оказывается, тут было почти настоящее здание, врезанное в горный склон, а внизу – сухое русло реки).
И там, внизу, на склоне, нелепо задирая руки, неподвижными покорными сусликами-столбиками торчали за камнями бандиты. С десяток – всё, что осталось от «Либерии». Безоружные (а точнее – побросавшие оружие) и жалкие, похожие на попавших в ловушку крыс… нет, в них не осталось даже крысиной злости и храбрости. Так. Комки дрожащей протоплазмы.
А ещё ниже легко и быстро взбегала-взлетала на склон косая цепь спешенных казаков и полицейских, на правом фланге которой бежал…
…– Па-па-АААА!!!
От истошного крика Дениса посыпались со скал струйки камней…
* * *
Пять дней Денис ел и спал. Точнее – спал и ел в полусне. И снова спал. Он видел и понимал, что за него беспокоятся люди вокруг и всех узнавал (вернее, не всех, потому что в доме перебывала куча незнакомого народа). Он даже понимал, что говорят эти люди, понимал, что его лечат… он даже помнил ладони – твёрдые, незнакомые – похожие на какие-то странные излучатели, и понимал, что это не мама, мама так не умеет – это паратерапевт, откуда-то здесь взявшийся… Но сил как-то реагировать не было. Каждый раз, когда он просыпался, то отмечал только одно: «Дома. Не сон» – и этого хватало для полного счастья.
Окончательно Денис пришёл в себя утром. Ранним, когда за окнами ещё только начинало светать. Он потянулся, зевнул… и понял, что жив, что прежний.
Мальчишка привстал на локте.
Олег и Володька спали на полу у кровати, на расстеленном одеяле. А на спинке стула возле стола алел галстук.
Денис зажмурился. Ему показалось, что концы галстука заплясали языками злого огня… но это была лишь секунда. Потом Денис протянул руку и взял галстук, как берут руку старого друга.
Он красный. И кровь Дениса не будет на нём заметна. Но сам Денис будет знать: она – здесь.
– Здравствуй, – прошептал Денис. – Вот видишь, я не предал тебя.
В следующий миг его отшвырнуло на постель – мимо кровати промчалось к выходу что-то, очень похожее на торпеду. Правда, торпеды не вопят:
– МааААА!!! ПааААА!!! Денис совсем живой!!!
Володька не тратил времени на разговоры не по существу. Встать Денис не успел – на него навалился вскочивший с пола Олег.
– Живой, очнулся… живой, очнулся… – и явно старался исправить эту ошибку, тиская Дениса, как борцовский манекен.
Денис услышал в коридоре перебивающие друг друга шаги, громкие голоса родителей, визг Володьки, оханье Ольги Ивановны, ещё чей-то бас… вот только дождаться, пока они войдут – не смог.
Он так и уснул снова, до смерти перепугав Олега, решившего, что друг умер-таки в его объятиях, не сказав последнего «прости» близким и родственникам.
Уснул уже совершенно обычным, нормальным сном и не видел, как понявшая это Валерия Вадимовна обняла мужа и навзрыд заплакала от счастья.
* * *
Когда Денис проснулся снова, то удивился. В комнате никого не было. А на краю его кровати сидела девчонка. Очень знакомая – в длинном, ниже колен, платье с вышивкой по вороту, рукавам и подолу, волосы были собраны в перекинутую на грудь тугую тяжёлую косу, перехваченную широким серебряным обручем с алыми, синими и зелёными камешками. На Дениса смотрели серые с зеленоватыми искрами глаза – смотрели странно, непонятно смотрели. И сама девчонка…
– Настя, – вырвалось у Дениса. Негромко, удивлённо… До него медленно, какими-то судорожными волнами, доходило, что это и правда – Настя Мелехова. А не узнал он её потому, что никогда не видел её глаз. Ни разу в жизни – только во сне. – Это сон, Настя? – предположил он вполне логично.
– Род-нень-кииииий… – всхлипнула Настя и упала Денису на грудь, обхватила руками. – Миленькиииий… любыыый моооой…
– Настя, это не сон? – глупо выдохнул Денис. – Ты… Настя!!! – заорал он истошно. Настя продолжала реветь, а Денис держал её обеими руками и судорожно вздрагивал, и глаза его были полны счастьем, как хмельным молодым вином…
…– Я тебя буду сейчас кормить, – деловито сказала Настя, беря со стола (не глядя) тарелку-термос. – Тут куриный бульон. Валерия Вадимовна сказала, чтобы…
– Куриный бульооооон? – Денис жалобно покосился на тарелку. Лицо Насти стало Ответственным И Непреклонным. – Ладно… ох… – Денис открыл рот.
– Сядь, дурень. – Настя сильно пихнула его в живот. Денис пискнул и заявил:
– Ты что делаешь, я же смертельно израненный, а ты!..
У Насти дрогнули руки. Первое, что она увидела в этом мире, – сорвав повязку под гневный громогласный мат Копцева – был ужасающий свет-боль, расколовший голову начетверо. Но она знала, что где-то рядом – Денис, и, рыдая, продолжала моргать, продолжала смотреть, готовая отказаться от этого зрения, если ей придётся увидеть…
Второе, что она увидела в этом мире, – были доказательства того, что в нём живут те, кто может пытать мальчишку огнём и током. Кто может избивать его – методично и страшно.
Она отшвырнула Копцева (тот столкнулся с Кенесбаевым и сшиб его с ног, ни тот, ни другой мужчина на ногах не удержались) и упала на колени рядом с Денисом, успела поймать его руку, свисающую с носилок… Её еле сумели оттащить, и Копцев заорал, что, если «ты, дура е…я, снова ослепнешь, я тебя сам пристрелю!» И унёс в бокс на руках – с трудом изо всех своих могучих сил удерживая превратившееся в полную гнева стальную пружину тело девчонки.
