– Будто их это спасет! – ворчал Андрей, впиваясь глазами в рябящее изображение. – Вирус изучать надо.
Впрочем, его раздражение не имело оснований: лучшие умы и без того корпели над проблемой. Различные организации вроде «Врачей без границ» отправляли своих эмиссаров для работы в срочно организованных лагерях в междуречье Оби и Иртыша. Но время работало против них. Пока ученые и врачи ломали головы, пытаясь выявить возбудителя заразы, неизвестная эпидемия распространялась с неимоверной быстротой и вершила свою черную работу. Никто не мог точно назвать ее инкубационный период. Тысячи людей становились ее жертвами: не только дети, старики и немощные всех возрастов, обычно и без того подверженные высокому риску, но даже молодые крепкие люди в расцвете сил. Болезнь оставляла жертве только два неравноценных по вероятности варианта: либо смерть (маловероятно), либо фатальное слабоумие, и этот исход казался еще страшнее, поскольку выбор делал не человек. Кроме того, болезнь не делала различия между каким-нибудь работником умственного труда или работягой: все выжившие по прошествии некоторого времени одинаково теряли способность к труду и познанию, становясь больше похожими на обезьян в людском обличье.
Прошла всего неделя с начала появления первых больных, а уже ни в одном городе или поселке больницы не могли вместить в свои стены всех страждущих. Впрочем, вскоре стало ясно, что это не имеет смысла. Десятки тысяч людей, которым она оставляла жизнь, но отнимала интеллект, предоставленные сами себе, бродили по городам и весям, сами не понимая, куда они идут и чего хотят.
В страхе, что их постигнет та же участь, еще не заболевшие добровольцы организовывали отряды самообороны. Они устраивали заградительные барьеры, отстреливали несчастных, давили машинами, уничтожали другими способами. Боялись впускать живых и пока еще здоровых: подрывали железнодорожные линии, сбивали самолеты, взрывали мосты, лишь бы не допустить вредоносной заразы в свои поселения. Но болезни неведомы были расстояния, она настигала свои жертвы даже в отдаленных уголках. Отчаяние было велико: при начальных признаках заболевания многие предпочитали покончить с собой, лишь бы не стать жертвой болезни, не превратиться в полуживотное, полурастение.
Новости становились все тревожнее. Повсюду закрывались аэропорты, вокзалы, все публичные места, даже магазины. Все заказы шли исключительно посредством сетевых коммуникаций, люди отсиживались в собственных домах. Андрею казалось, что он со стороны наблюдает за светопреставлением. Ученые пока были бессильны: они так и не сумели установить причину болезни и выявить ее возбудителя.
Телепередачи, которые просматривал Андрей Рокотов, закрывались одна за другой, в новостях то и дело объявляли об уходе очередной медийной персоны, при этом не уточнялось, что послужило причиной – смерть или утрата дееспособности. Но вскоре начали отключаться сами каналы. Дольше всех вещали центральные, но однажды утром Андрей включил ноутбук и не смог найти ни одной станции. Он сканировал диапазоны, пытался заменить антенну какой-нибудь рамкой из проволоки подлиннее, но по всем диапазонам был один только белый шум. Вероятно, из-за технических неполадок оказались обесточены ретрансляторы, и некому было устранить проблемы. А то могло быть и хуже: болезнь решила, что хватит ей расползаться постепенно и, несмотря на все старания, выползла из карантинных зон, как сдобренное дрожжами тесто. После чего одним прыжком решила прикончить оставшееся человечество – так казалось Андрею.
Все эти дни Рокотов неизменно вспоминал свою недавнюю болезнь и невыносимый ужас почти полного беспамятства, как вспоминал и о том, что сгоревшая ферма считалась опытной – на ней Сергей и его люди проводили какие-то биологические эксперименты.
Он пытался логически связать эти два обстоятельства. Могла ли его болезнь быть вызвана той самой формой вируса или бактерии, что породила эпидемию, причем именно в соседних отсюда районах? Симптомы дьявольски совпадали, если не считать того, что ему каким-то образом удалось сохранить рассудок.
О микробиологии Андрей Рокотов имел весьма поверхностные сведения. Знал, к примеру, что секрет агрессивности вирусов кроется в их потрясающей способности размножаться и разноситься, словно поветрие. Вот почему эпидемия носила столь стремительный характер, а люди не сумели защитить себя строгим карантином. Но, с другой стороны, насколько он помнил, вирусы не очень устойчивы во внешней среде и не живут долго вне организма. Это не бактерия, которая десятилетиями может сохранять жизнеспособность даже будучи высохшей, подобно спорам сибирской язвы. Бактерию можно убить антибиотиками, а в данном случае они не помогали. Так что же тогда настоящая причина болезни? Особый вид микроорганизмов? Что если болезнь все-таки была рождена именно на этой ферме? Возможно ли что-то общее между его беспамятством и поражениями мозга у тех людей, которые лишались разума? И причастен ли к этому его брат?
Эти вопросы оставались без ответа.
После того как телеприемник замолчал, Андрей иногда ощущал себя единственным человеком на Земле, оставшимся здоровым и сохранившим рассудок. Впрочем, до конца в это не верил. Даже если глобальный мир окажется беззащитным перед катастрофой, таких людей, как он, находящихся в вынужденной, но временной изоляции, должно оказаться немалое количество.
Но это все были предположения. В том, что другие люди, еще сохранившие способность думать, существуют, ему предстояло вскоре убедиться.
9
Грозный отчетливо замечал растущую тревогу Андрея, особенно когда тот всматривался в сморщенные от помех фигурки людей и слушал их беспокойные голоса. Но у молодого пса были собственные заботы, мешающие проникнуться настроением человека.
Грозный не мог оставаться безучастным к необычному открытию в себе. Пульсирующие в его сознании волны, которые вызывали головокружение и тошноту, но вместе с тем даровали ощущение могущества, требовали к себе особого внимания. Все последующие дни после убийства журавля, Грозный тренировал свое новое умение.
Конечно, та история с птицей не прошла для него бесследно. И как бы Андрей скептически ни относился к своим разговорам с подрастающим щенком, он все же сумел, быть может, сам того не подозревая, достучаться до его сознания. Грозный, пусть смутно, наугад, пытался разобраться в причинах недовольства человека его поступком, и это была очень серьезная работа даже для его выдающегося по собачьим меркам разума. В итоге он пришел к выводу, что всякое одинокое существо, которое не проявляет желания нападать, а скорее само нуждается в защите, убивать нельзя. По крайней мере, пока человек не даст на это своего особого разрешения. Однако это привитое с помощью человека правило «одиночки» не запрещало Грозному устраивать свою особую охоту на существ, в многочисленности обитающих в степи.
Теперь Грозный каждый день уходил надолго. Добирался до того пригорка, где жили сурки, и выжидал, когда они покажутся наружу. Природа как будто решила сменить гнев на милость, и после заморозков дни стояли на редкость теплые, безоблачные, дул сухой южный ветер. Толстые жители подземелий с удовольствием щипали травку и обожали греться в лучах солнца, необычно жаркого для этого времени года.
