Катрин была настоящая женщина, слишком тонкая натура, чтобы не заметить смущение этого большого мальчика, но она решила не поддаваться, как бы он ни был очарователен.
– Говорите! – предложила она. Он сжал кулаки, набрал полные легкие воздуха, как пловец, бросающийся в воду, и начал:
– Откажитесь от этой безумной затеи! Что вам нужно? Покарать Ла Тремуя? Я могу поклясться перед лицом самой королевы, что убью его в вашу честь.
– Это означает вашу смерть. Король арестует вас, бросит в тюрьму и, конечно, казнит.
– Какая важность! Лучше погибну я, чем вы! Мне противна мысль о том, что вы хотите предпринять. Сжальтесь… и откажитесь!
– Сжалиться, ради кого? – лукаво спросила Катрин.
– Ради вас, прежде всего… и ради меня! К чему околичности, громкие слова и разговоры. Я не способен на все это как солдат. Но вы уже знаете, что я вас люблю, вам не надо это говорить.
– И во имя любви ко мне вы хотите умереть?
Он встал на колени, подняв к ней лицо, полное страсти. Этот мальчик, выкованный из благородного и чистого металла, заслуживал того, чтобы его любили, но она не могла позволить ему питать напрасные иллюзии. А он тихо отвечал:
– Я не желаю ничего другого!
– А я хочу, чтобы вы жили! Вы говорите, что любите меня, и эта любовь толкает вас на смерть? Вы должны понять, какие силы движут мною. Я рискую всем ради человека, чью фамилию я ношу… единственного человека, которого я любила и буду любить всегда!
Он опустил голову под тяжестью приговора, прозвучавшего в этих словах.
– Ах, – вздохнул он, – я не надеялся, что когда-нибудь стану вашим другом. Я часто видел Арно де Монсальви, уже капитана, когда был пажом и оруженосцем, и никогда я так не восхищался ни одним мужчиной. Я завидовал ему. Он был для меня примером для подражания: такой смелый, сильный, уверенный в себе. Какая женщина, любившая такого человека, может полюбить другого? Видите, я не строю иллюзий.
– Тем не менее, – сказала, взволнованная больше, чем ей того хотелось, Катрин, – вы из тех, кем любая женщина может гордиться.
– Но после такого, как он, я ничего собой не представляю. Не так ли? Вы это хотели сказать мне, госпожа Катрин? Вы так сильно его любили?
Неожиданная боль кольнула сердце Катрин при воспоминании о том, кого она потеряла. Спазмы сдавили ей горло, вызвав слезы, и, не стыдясь, она не стала их сдерживать.
– Я до сих пор люблю его больше всех на свете! Я отдала бы мою жизнь и не колебалась ни одной минуты! Я от вас ничего не скрываю. Только что вы говорили об опасности, которой я себя подвергаю. Но если бы у меня не было сына, я давно приняла бы смерть, чтобы, по крайней мере, иметь возможность соединиться с ним.
– Вот видите, вы должны жить. Позвольте мне хотя бы помочь вам, быть вашим другом, защитником. Вы слишком беззащитны, чтобы жить без поддержки в эти тяжелые времена. Клянусь, что я не буду навязывать мою любовь и ничего от вас не потребую за право быть вашим рыцарем. Согласитесь стать моей женой. У меня есть имя, состояние и… большие амбиции.
Озадаченная Катрин вытерла слезы и не смогла ответить сразу. Она поднялась. Де Брезе остался в той же умоляющей позе.
– Вы слишком торопитесь, – сказала она любезно. – Сколько вам лет?
– Двадцать три года!
– Я почти на десять лет старше!
– Какая важность! Вы выглядите как молодая девушка, и вы самая красивая в мире женщина! Хотите вы или нет, но вы будете моей дамой, и я буду носить ваши цвета.
– Мои цвета – это цвета траура, мессир. Разве у вас не было другой дамы до моего появления?
– Дамы – нет, есть невеста Жанна дю Бен-Креспен… но она ужасно некрасивая, и я никогда не смогу к ней привыкнуть!
Катрин засмеялась, и это разрядило обстановку. Ее смех был таким звонким, таким молодым, что Пьер последовал ее примеру. Порывистым движением она протянула к нему руку и погладила по щеке.
– Оставьте себе свою невесту, мессир Пьер! – сказала она серьезно. – А мне подарите вашу дружбу. Именно в этом я больше всего нуждаюсь. – Он взглянул на нее глазами, в которых засветилась надежда.
– Значит, я могу заботиться о вас, носить ваши цвета и защищать вас?
– Ну, конечно, при условии, что вы ничем не нарушите мои планы. Обещаете?
– Обещаю, – заверил он без энтузиазма. – Но я буду в Амбуазе все то время, пока вы будете там, госпожа Катрин, и если с вами случится что-нибудь плохое…
Лицо Катрин вдруг стало серьезным. Тень пробежала по нему, и губы решительно сжались.
– Если я погибну, выполняя свою задачу, мессир, и если вы действительно меня любите, то я соглашусь с вашим предложением. Если я умру, отомстите за меня, убейте главного камергера! Согласны?
Пьер де Брезе обнажил шпагу, положил ее перед собой и опустил руку на эфес.
– Клянусь на святых мощах, заключенных в этой шпаге!
Катрин улыбнулась и удалилась, шурша длинным шлейфом. Стоя на коленях, Пьер де Брезе смотрел ей вслед.
Гийом Гримэр
Вернувшись в свою комнату, Катрин застала Тристана, спорившего с Сарой. Раскаты голоса цыганки, впрочем, были слышны уже на лестнице. Фламандец отвечал ей, не повышая голоса. Приход молодой женщины успокоил противников. Сара пылала от ярости, ее колпак сбился на сторону, а Тристан стоял спиной к камину, скрестив руки на груди и вызывающе улыбаясь.
– Могу ли я знать, что здесь происходит? – спокойно спросила Катрин. – Крики слышны даже на галерее.
– Слышно, как рычит мадам! – мирно поправил Тристан. – Я, кажется, не повышал голоса.
– Это не ответ на мой вопрос о причине спора. Кстати, я не знала, что вы знакомы.
– Мы только что познакомились, – ответил насмешливо фламандец. – Хочу вам сразу же сказать, милостивая госпожа, что ваша преданная служанка не одобряет наши планы.
Эти слова подтолкнули Сару; она повернулась к Катрин.
– Ты в своем уме? Ты хочешь переодеться цыганкой и пробраться к этому ничтожному камергеру? Зачем, скажи на милость? Чтобы танцевать перед ним, как Саломея перед Иродом?
– Все правильно, – утвердительно ответила Катрин. – С той только разницей, что мне нужна не чья-то голова, а его собственная! И потом, Сара, ты меня удивляешь. Я думала, что тебе будет приятно пожить среди своих.
– Осталось только узнать, мои ли они. Я не принадлежу ко всем кочующим племенам. Я из могущественного племени кадерас, последовавшего когда-то за Чингисханом и его ордами, но нет доказательств, что люди, остановившиеся под Амбуазом, выходцы из того же племени, что и я. Может быть, они вульгарные джаты и…
– Чтобы узнать это, надо поехать в Амбуаз! – прервал Тристан.
– Вы не знаете, что говорите, джаты негостеприимны. К тому же два племени соперничают между собой. Я не хочу рисковать.
