Стоя сзади Катрин, Сара не видела ее лица. Но пока она говорила, можно было заметить, как клонилась вниз белокурая, коротко остриженная голова, а шея втягивалась в плечи. Ее слова эхом отзывались в сердце молодой женщины, разъедая плохо зажившую рану. Катрин скорбно заметила:
– Ты очень жестока, Сара. Я ведь только понюхала розы.
– Нет, душа моя. Ты всегда была честной к себе и к другим. Будь такой же и сейчас. Ты позволила чувству признательности втянуть тебя на опасную тропу, которая вовсе не для тебя. Твоя тропа ведет в горы Оверни к Мишелю, к замку Монсальви.
Очень нежно она привлекла к себе молодую женщину, уложила ее голову на свое плечо и ласково погладила по мокрой от слез щеке.
– Не сердись на свою старую Сару, Катрин. Она отдала бы свою жизнь и свою часть рая ради того, чтобы видеть тебя счастливой. Она любит тебя как родную дочь. Но, – добавила Сара с дрожью в голосе, – ты должна знать, что она отдала часть своего сердца твоему супругу, этому гордецу Арно, слепленному из страсти и страданий, которого она однажды ночью видела рыдавшим как ребенок, оплакивающим свою разбитую жизнь и приговоренную любовь… Ты помнишь?
– Помолчи, – всхлипывала Катрин. – Помолчи! Ты знаешь, что никакой мужчина не сможет занять его место. Никогда! Что я никогда не смогу никого любить так, как любила его! И как люблю его сейчас!
Она говорила искренне, но тем не менее не могла вырвать из себя этот блеск улыбки, это сверкание голубых глаз…
Там, вверху, на башне, колокол Мари-Жавель пробил полночь. Сара нежно, но настойчиво подтолкнула Катрин к кровати.
Покинутый букет роз остался лежать на столе.
* * *
На следующий день к вечеру Катрин уже больше не думала о любви. Пришло время действовать. К концу дня мэтр Анеле поднялся в ее комнату и с большим уважением, но без лишних слов сообщил, что зайдет за ней ночью, ближе к полуночи.
– Куда мы пойдем? – спросила молодая женщина.
– Недалеко отсюда, мадам. В мой двор, но я попрошу вас производить как можно меньше шума. Постояльцы гостиницы не должны об этом ничего знать.
– Я понимаю, мэтр Анеле. Могу я все же спросить, кого вы ожидаете?
– Всех, мадам. Монсеньоры де Лоре и де Коэтиви со вчерашнего дня играют здесь в шахматы, а сеньор Бюэй только что отбыл в замок…
– Зачем же?
– Он приходится племянником главному камергеру, и хотя служит королеве Иоланде, его принимают во дворце. Так что не забудьте, почтенная дама, в полночь!
Остаток дня показался Катрин не таким долгим. А пока она размышляла о будущем, о своей судьбе. Или заговор удастся, и молодой Карл Анжуйский наверняка займет место Ла Тремуя, что будет означать для нее прощение и право жить не скрываясь, у всех на глазах, или заговор провалится… Это обернется для всех эшафотом вне зависимости от ранга и пола.
Когда прозвучал сигнал отбоя, Катрин подошла к окну, но открывать его не стала. К тому же Пьер де Брезе в эту ночь не будет заниматься любовными играми под окнами дамы своего сердца. У него есть более важные дела, и они увидятся в кругу других рыцарей. Да и Катрин чувствовала напряженность и нежелание заниматься подобными вещами. Колокол пробил полночь, и молодая женщина услышала легкий стук в дверь. Это заставило ее быстро встать с кровати, где она сидела у ног спящей Сары. Катрин открыла дверь и различила темную тень на пороге. Все огни в доме, за исключением очага, где под слоем золы теплились горящие угли, были погашены. Но во дворе светила луна, заливая молочным светом темные столбы галереи, на которой вырисовывалась фигура хозяина, надевшего для такого случая темный плащ. Стояла тишина.
Не говоря ни слова, Анеле взял Катрин за руку и повел во двор. Пройдя вдоль построек, чтобы не пересекать пятно лунного света, привел ее к подножию скалы, на которой возвышался замок. Повсюду рос кустарник и виднелись отверстия пещер.
– Это обиталища древних людей, – прошептал Анеле, видя, что Катрин обратила на них внимание. – В некоторых и сейчас селятся люди, другие служат погребами, как в моем случае, или местом укрытия.
Объясняя, он толкнул круглую дверь из грубо обработанного дерева, закрывавшую вход в грот. Войдя туда, Анеле взял из углубления в стене масляную лампу, разжег трут и поднес огонь к лампе. Перед Катрин предстал большой погреб, высеченный прямо в известняковой скале и заставленный бочками всех видов и размеров. От них исходил сильный запах вина.
Тут же рядом в углу находились бондарские инструменты, а в кадке лежали пустые бутылки. Все вместе взятое имело такой непрезентабельный вид, что Катрин вопросительно взглянула на хозяина. Разве такое помещение подходило для конспиративного собрания? Вместо ответа Анеле улыбнулся, прошел в глубь погреба, отодвинул казавшуюся тяжелой на вид бочку. Появился продолговатый лаз, уходивший в стену.
– Проходите, мадам, – сказал мэтр, – а я поставлю бочку на место. Этот вход должен быть замаскирован. Мы находимся под замком дю Милье, король спит прямо над нашими головами.
Катрин без колебаний вошла в узкую галерею, освещенную факелом. Пройдя этот короткий ход в несколько шагов, Катрин и ее гид очутились у входа в грот, в глубине которого виднелась примитивная лестница, высеченная прямо в скале и терявшаяся в тени свода. Там тоже стояло несколько бочек, но они были перевернуты и служили табуретами для четырех человек. Они не разговаривали и неподвижно сидели вокруг лампы. При появлении Катрин все четверо одновременно повернулись в ее сторону. Кроме Пьера де Брезе, Катрин узнала по рыжей голове и лицу, лишенному улыбки, Амбруаза де Лоре, элегантного худого Жана де Бюэя, коренастую фигуру и волевое лицо бретонца Прежана де Коэтиви и, когда они встали, сделала грациозный реверанс.
Пьер взял ее за руку, чтобы отвести к собравшимся. Жан де Бюэй, порекомендовав мэтру Анеле подежурить у входа, обратился к Катрин:
– Мы рады, мадам, видеть вас и еще больше рады поздравить. Присутствие Ла Тремуя в Шиноне является доказательством вашего успеха. Мы вам очень признательны…
– Не надо меня чересчур благодарить, сеньор де Бюэй. Я работала для вас, это верно, и на благо королевства, но я также работала на себя, ради того, чтобы мой любимый муж был отомщен. Помогите мне отомстить, и мы будем в расчете.
Отвечая на приветствия, она медленно высвобождала свою руку из руки Пьера, потом, приблизившись к трем другим мужчинам, добавила:
– Представьте себе, что речь идет о чести… и о жизни семьи Монсальви, господа. Чтобы осталось имя Монсальви, которое я ношу, надо сокрушить Ла Тремуя.
– Все будет сделано в соответствии с вашим желанием, – строго перебил Коэтиви. – Но как, черт возьми, вам удалось притащить сюда этого кабана? Я допускаю, что трудно в чем-нибудь отказать такой красавице, как вы, однако я полагаю, что вы располагаете другим оружием, о котором мы не имели представления.
Тон бретонского шевалье едва ли был лестным, и в нем были намеки, смысл которых не вызывал у Катрин никаких сомнений. Она сдержанно ответила:
