Такая точность меня слегка удивила.
– Двадцать пять?
– Ага. Мама говорила, сначала их пригнали человек пятьдесят,
но в первую зиму половина померла. Ну, а эти прижились, железку строили, храм
на кирпичи разбирали. А уж после немцев в монастыре тюрьму сделали, для своих
то есть.
Как-то чувствовалось, что к разговору женщины охладели,
вскоре у каждой нашлись какие-то дела, и мы с Женькой на веранде остались одни.
– Тебе не кажется, что здесь что-то… не так? – с трудом
нашла подходящее слово Женька, глядя вслед удаляющейся Вере.
– Что не так? – передразнила я.
– В атмосфере ничего не чувствуешь?
– А ты чувствуешь?
– Как-то, знаешь ли, тревожно. И тетки эти. Такие, просто
кровь с молоком, а мужья у всех трех погибли, и монастырь они не любят.
– Евгения Петровна, что на тебя опять нашло? – спросила
я укоризненно. – Надеюсь, ты не считаешь наших хозяек упырями, которые
кровь сосут у заезжих граждан.
Женька поежилась.
– Зря ты это сказала. Я ни на одной креста не видела.
Странно, правда?
– Так, шизофрения прогрессирует, – вынуждена была
констатировать я. – Давай лучше выспросим Веру, не останавливалась ли у
них Кошкина. От этого гораздо больше пользы, чем от твоих глупых бредней.
Закончив чаепитие, мы покинули веранду, Веру обнаружили в
магазине, она что-то выкладывала на полки.
– Здесь вы тоже работаете? – спросила Женька весело.
– Ага. Да и работы-то, признаться, немного. Наши по утрам
заходят в магазин, другого ведь нет, чаю иногда выпьют на веранде,
посплетничать-то надо, – подмигнула Вера. – А днем разве кто из
приезжих зайдет, да и тех немного.
– Мы вас вот о чем спросить хотели, – торжественно
начала Женька. – В мае этого года не останавливалась ли в вашей гостинице
женщина, фамилия ее Кошкина?
– Нет, не знаю такой, – слишком поспешно ответила Вера,
низко склонившись к прилавку.
– А нельзя ли в журнале посмотреть? – настаивала
Женька. После некоторой паузы Вера ответила:
– А чего смотреть, я и так помню. В мае у нас вовсе никого
не было, пустая гостиница стояла. Только на майские праздники три семьи из
Питера приехали. И все. А кто вам эта Кошкина? Знакомая, что ли?
Лица Веры мы по-прежнему не видели, но в ее голосе
чувствовалось напряжение, хотя она и старалась, чтобы ее вопрос прозвучал
естественно. Впрочем, возможно, я вслед за Женькой во всем начинаю видеть
что-то подозрительное, и этот вопрос не более чем любопытство.
– Да. Она в газету письмо прислала, с рассказом об этом
монастыре.
– Так вы из газеты? – удивилась подошедшая сзади Люба.
– Да, журналисты.
– И что она такого о монастыре написала? – появляясь
из-за прилавка, задала вопрос Вера. Обе женщины вновь как-то странно
переглянулись.
– Да ничего особенного, – улыбаясь, развела руками
Женька. – Просто рассказала о возрождении обители. Ну а мы решили
взглянуть своими глазами.
– Значит, статью напишете? – хмуро спросила Люба;
теперь она даже не пыталась скрыть неприязнь, которая звучала в ее голосе.
– Надеюсь, – словно не замечая этого, ответила Женька
весело.
– Будете копаться во всех этих прошлых делах? –
продолжала Люба.
– Что вы имеете в виду? – удивилась подружка. Вера
сердито посмотрела на сестру, та подхватила ведро и скрылась в коридоре.
– Это она от обиды. Придумывают про нас всякую чепуху.
– Какую чепуху? – не унималась Женька.
– Повторять неохота. Глупости все это.
Ясно было, что ничего Вера больше не скажет, а будем
настаивать – только насторожим ее, и так отношение к нам успело измениться от
щедрого гостеприимства к настороженности, еще шаг – и настороженность перейдет
в открытую враждебность.
– Нас слухи не интересуют, – пожала плечами
Женька. – Мы хотим написать историю монастыря, а история – это наука и
требует точности.
Вера никак на это не отреагировала, но продолжала смотреть
настороженно. Я улыбнулась ей и спросила, желая сменить тему:
– Говорят, где-то здесь святой источник?
– Ага, – кивнула Вера. – Под горой. Туда тропинка
ведет. Хотите посмотреть?
– Да. Прогуляемся, на красоты местные полюбуемся.
Я подмигнула Женьке, та подошла к Вере поближе и спросила:
– Где, вы говорите, тропинка?
– Идемте, я покажу.
– Я вас догоню, – сказала я. – Только панаму
возьму. – И направилась к нашей комнате.
Вера с Женькой вышли на веранду, женщина объясняла моей
подружке, как пройти к источнику, стоя ко мне спиной. Я быстро огляделась, Любы
не видно, Надя то ли на кухне, то ли вовсе ушла из гостиницы. Я юркнула за
стойку и открыла журнал регистрации. Записей было не так много, я быстро
листала страницы, пока не нашла записи за май. И сразу же увидела знакомую
фамилию. Кошкина Мария Степановна и адрес. Сомнений быть не могло. Я закрыла
журнал и поспешила в нашу комнату, взяла панаму и отправилась к Женьке. Та
стояла на дороге, подставив лицо солнышку с праздным видом отдыхающей, которая
никуда не спешит. Вера попалась мне навстречу, я помахала ей рукой и сбежала
вниз по ступенькам, чувствуя ее настороженный взгляд. Неужто заподозрила? Зря
Женька сказала, что мы журналисты, любопытных здесь не жалуют. Впрочем, подруга
права, если мы сказали матушке о том, что работаем в газете, местные наверняка
об этом скоро узнают. Я поравнялась с Женькой и взяла ее за руку.
– Идем, – сказала я с улыбкой, бросив взгляд на
веранду. Вера все еще стояла там, поглядывая на нас.
– Заглянула в журнал? – прошептала Женька.
– Конечно. Кошкина останавливалась у них на одну ночь. Что
ты встала как вкопанная? – шикнула я. – Она на нас смотрит.
– Значит, тетка соврала? – пробормотала Женька. –
Но почему? Какой смысл скрывать то, что нетрудно проверить?
– Должно быть, ей и в голову не пришло, что мы решим
заглянуть в журнал.
