– Тогда пошли в монастырь. Волков, должно быть, уже там.
Судя по звукам, долетавшим из монастыря, работа вовсю
кипела. По тропинке, которая петляла по берегу озера, мы направились туда.
– Надо бы искупаться, – заметила Женька.
– Надо бы. Но я купальник не взяла.
– Ерунда. Посмотри, какое тихое местечко, нас никто не
увидит.
– Мы же хотели поговорить с Волковым, – напомнила я,
особо, впрочем, не настаивая, с утра уже было жарко, а вода в озере казалась
такой чистой, такой прохладной, что пройти мимо было испытанием.
По одной из тропинок мы спустились к воде. Глубина возле
берега оказалась приличной. Женька первой плюхнулась в воду, брызги взметнулись
к небу, Женька завизжала и принялась бить по воде руками, потом повернулась ко
мне и попробовала окатить водой меня. Я была начеку и отпрыгнула. Заходить в
воду я не стала, потому что терпеть не могу, когда брызгаются, и прошла чуть
дальше. Женька, не выходя из воды, бросилась за мной. Здесь начинались заросли
какой-то озерной травы, и я решила, что для спуска место не подходящее, прошла
еще дальше, и тут Женька заорала. Стояла по пояс в воде, таращила глаза на
траву, которая торчала над поверхностью озера, и орала. В первое мгновение я
подумала, что она дурачится, но одного взгляда на ее лицо хватило, чтобы эту
мысль отбросить. Прижимая руки к груди, подруга продолжала визжать, я кубарем
скатилась к ней, пытаясь одновременно воздействовать на нее словом, не буду
говорить, что добрым.
– Что ты орешь? – резонно спросила я.
– Утопленник, – вполне внятно ответила Женька и ткнула
в воду пальцем.
Я без всякого желания посмотрела в том направлении. В первое
мгновение захотелось заорать громче, чем Женька, но в памяти молниеносно
всплыли события этой ночи, и орать я не стала. Вместо этого, все-таки держась
за подружку, подошла поближе. Мы склонились над водой и одновременно
произнесли:
– Маска.
Я сунула руку в воду и через мгновение достала маску,
дешевую, сделанную из картона. Маска успела размокнуть. В ней лежал булыжник,
перетянутый резинкой.
– Как тебе это? – спросила я Женьку, не ожидая ответа,
и огляделась.
– Попался бы мне в руки этот шутник, – сквозь зубы
пробормотала подруга, но меня сейчас занимало вовсе не то, что Женька сделала
бы с шутником. Совсем другие мысли одолевали. Тропинка вдоль озера вела в
монастырь, почему маска оказалась именно здесь? Ясно, что от нее хотели
избавиться, но почему пытались утопить? Проще было бы сжечь, и следа бы от нее
не осталось. Проще, но шутник поступил иначе, скорее всего потому, что очень
торопился от нее избавиться, а сжечь ее у него не было времени. И он решил ее
утопить, не рискнув просто выбросить. У берега глубоко, только не в этом месте,
где заросли, а чуть ближе к тропинке. Но в темноте легко ошибиться. И маска,
брошенная с берега, не ушла на глубину, а запуталась в траве. На это шутник не
рассчитывал, тем более он не рассчитывал, что мы с Женькой именно в этом месте
решим искупаться.
– Он шел в монастырь, – произнесла Женька задумчиво, и
я кивнула, мысли наши двигались в одном направлении. – Либо это кто-то из
рабочих, что живут в вагончике, либо… – Женька вздохнула, идея ей показалась
фантастической, так же как и мне. Неужто кто-то из монахинь, нацепив дурацкую
маску, пытался напугать нас этой ночью? – Бред, – вздохнула
подружка. – Зачем, скажи на милость?
– Кто-то не в восторге от нашего появления здесь, –
пожала я плечами. – Расчет был прост: если нас как следует напугать…
– Хорошо, я спрошу иначе, – нахмурилась Женька. –
Кому и как мы можем помешать?
– Ты же сама говорила: гибель Кошкиной связана с монастырем,
и вдруг появляемся мы, расспрашиваем…
– Хочешь сказать, что убийца здесь?
Я пожала плечами.
– Но как они смогли связать наше появление с убийством?
Я обратила внимание на местоимение «они», но поправлять
подружку не стала, потому что не была уверена, что речь идет об одном человеке.
Купаться расхотелось, мы выбрались на берег, я все еще
держала маску в руке, и теперь она почему-то меня беспокоила, точно это была не
забавная безделушка, а посмертный слепок с обезображенного лица. Набросив на
плечи футболку, Женька устроилась рядом со мной на корточках, на маску не
смотрела.
– Анфиса, мы когда возле ямы с мужиками разговаривали,
Кошкину упоминали?
– Нет. О ней мы сказали только матушке.
– Неужели она?
– Нас могли подслушать. К примеру, та же Наташа.
– Допустим. И отправилась нас пугать?
– Могла кому-то рассказать об этом разговоре.
– Но человек в маске шел в монастырь, это очевидно.
Вернуться с ней он не рискнул. Значит, все-таки…
– Что толку гадать, – вздохнула я. – Главное,
теперь сомнения отпали: мы на верном пути, а там разберемся.
– Разберемся, – фыркнула Женька. – Что, интересно,
они еще придумают, чтобы нас отсюда спровадить?
Я поднялась и бросила маску в воду, она стала медленно опускаться
на дно, я наблюдала за этим некоторое время, потом начала одеваться.
– Может, стоило ее взять с собой? – с сомнением
спросила Женька. – Пришли бы с ней в монастырь, глядишь, шутник, увидев
ее, призадумался бы.
– Уверена, он и так не в восторге от своей ночной вылазки,
если бы не эта калитка, мы запросто могли его поймать.
– Почему ты говоришь «он»? – нахмурилась Женька. –
Я склонна думать, что это она. Выходка какая-то бабья.
– Почему бабья? – проявила я интерес.
– Отдает мелодрамой и нездоровым романтизмом. Мужик шваркнул
бы нас в темноте чем-нибудь тяжелым, и дело с концом.
– Слава богу, что мы имеем дело с романтичной особой, –
ответила я.
По дороге в монастырь мы все больше молчали, хотелось
поразмыслить, да и разговаривать в таком месте опасались, боясь чужих ушей.
– Возле источника мы о Кошкиной говорили, – буркнула
Женька. – Точно. А потом ветка треснула. Кто же нас подслушивал?
Я пожала плечами, мы как раз миновали ворота, и первой, кого
увидели, была матушка. Она что-то внушала рабочим, которые с унылым видом
стояли рядом.
Заметив нас, матушка смутилась. Мы поздоровались и спросили,
смогла ли она поговорить с архитектором. Матушка ответила, что дозвониться до
него не сумела, чему мы дружно не поверили. Скорее всего, и не собиралась
звонить или попросту забыла.
