– Вы Ольга? – кашлянув, спросила Женька, как видно, с
опозданием осознав, что бродить по квартирам с неясной целью – занятие далеко
не самое разумное.
– Ну, Ольга. А вы кто?
– Мы из газеты. То есть я из газеты, а вот это Анна Асадова,
вы детективы читаете?
– Конечно, – кивнула женщина, взглянула на меня и
широко улыбнулась. – Ой, это правда вы?
– Правда, – покаялась я.
– Проходите. Девчонки, – заголосила она, обращаясь
неизвестно к кому. – Вы сейчас обалдеете. Проходите, проходите, –
суетливо предложила она, пропуская нас в квартиру и закрывая дверь. – Вот
сюда, пожалуйста. Мы тут на кухне…
Ободряемые улыбками и бесконечными «пожалуйста», мы прошли
на кухню, где за накрытым столом обнаружили еще двух женщин. Остатки салата,
три колечка колбаски, груда куриных костей и пустая бутылка водки намекали, что
праздник в завершающей стадии. Послав Женьке испепеляющий взгляд, я промямлила:
– Мы, собственно, на минуточку…
– Это Анна Асадова, – выдохнула хозяйка, глядя на
очумевших подруг с гордостью. Те переглянулись в недоумении, а Ольга объяснила:
– Она детективы пишет. – И обратилась ко мне: – У меня ваших книг целая
полка. Хотите покажу?
Тетки дружно выдохнули и закивали, приглядываясь ко мне.
– Вот видишь, – зашептала Женька мне на ухо. –
Народ тебя знает.
– Садитесь, пожалуйста, – одна из женщин вскочила из-за
стола, уступая мне стул, Ольга метнулась к шкафу за чашками.
– Сейчас будем чай пить.
– Не беспокойтесь, – пискнула я и незаметно
продемонстрировала Женьке кулак. Та сделала вид, что ничего не замечает, и
устроилась за столом. Ольга принесла из комнаты два стула, и все наконец
расселись. Одна из женщин заварила чай, все трое смотрели на меня так, точно
ожидали подарка. Я мысленно чертыхнулась.
– Вы не подумайте, – вдруг затараторила Ольга. – У
нас… у меня в воскресенье день рождения был, вот девчонки с работы и зашли
отметить.
– Поздравляем, – сказала я с большим желанием
провалиться сквозь землю. – Извините, что мы так не вовремя… Мы,
собственно, хотели поговорить о вашей подруге Кошкиной.
– А что случилось? – испуганно спросила Ольга, замерев
с заварочным чайником в руке; он опасно наклонился, и я поспешно убрала руки,
боясь, что меня, чего доброго, кипятком ошпарит.
– Она Анне письмо прислала, что ее якобы преследуют. Вот мы
и решили… а соседка говорит, что Кошкина куда-то исчезла, – взяв из рук
Ольги чайник, пояснила Женька.
– Это какая Кошкина? – подала голос одна из
женщин. – Та, у которой барабашка завелся? Соседка твоя?
– И вовсе не барабашка, – обиделась Ольга. – Что
ты выдумываешь?
– Ты же сама говорила, кто-то вещи у нее переставляет.
– Говорила, только не про барабашку. Вот что, – вдруг
посуровела она. – Пейте чай и давайте по домам. Видите, у меня тут
разговор серьезный.
Женщины насупились, в молчании выпили чай и потянулись к
выходу. Ольга выпроводила их за дверь и вернулась к нам.
– Подруги не обидятся? – спросила Женька.
– Переживут, – отмахнулась Ольга. – Да и не
подруги они мне, работаем вместе. На рынке. Значит, она прислала вам письмо?
– Да. И мы решили… ей помочь, одним словом, – нашлась
Женька. – Но ее дома не застали. И соседи не знают, где она может быть.
– Я поначалу тоже думала, что у Машки с головой не в
порядке, – кивнула Ольга. – Выдумывает всякую хрень… прошу прощения.
Уж я и так ее уговаривала, и эдак, а она знай твердит: меня, говорит, хотят со
свету сжить.
– А кто хочет-то? – нахмурилась Женька.
– Так в том-то и дело, что неясно. То есть выходило, она
сама не знает. Долдонит одно: не оставят меня в покое. Я с ней вконец
измучилась, даже прятаться от нее начала, так меня ее россказни достали. Да и
видно было, что всю правду она не говорит, Машка вообще-то скрытная. А чего вам
она в письме написала?
Я подумала и показала ей письмо.
– Ясно, – вздохнула она, прочитав послание. –
Опять двадцать пять. Вот ведь…
– Вы ее когда в последний раз видели?
– В пятницу, вечером. Во дворе гуляли, разошлись часов в
одиннадцать, погода хорошая была, грех дома сидеть. В субботу я после работы на
дачу поехала, а в воскресенье у меня день рождения. Я очень удивилась, что Маша
не пришла поздравить и не позвонила даже. Неужто, думаю, забыла? До обеда
терпела, потом сама решила позвонить, пригласить ее отметить. Я особо никого не
собирала, пришли самые близкие. Звоню, трубку никто не берет.
– У нее есть мобильный телефон?
– Мобильного нет. На что он ей? Домашний. Ей телефон
поставили, когда она инвалидность получила. Сначала он в прихожей висел, а
потом пошли разборки с соседями, мол, она платить за него должна, раз он ее, а
болтают-то все, особенно вертихвостка эта, Юлька. Соседи у Машки вообще не
приведи господи, одна пьяница, вторая зануда, третья… Ладно, дело молодое.
Короче, она с ними намучилась и телефон в комнате у себя поставила: уж если
никто платить не желает, так нечего и звонить. Совершенно справедливо, я
считаю. – Мы согласно кивнули, успев потерять нить разговора. – Так
вот, звоню я в воскресенье, а трубку никто не берет. Последний раз звонила
поздно вечером, часов в десять, у меня уж и гости разошлись. Нет Машки. Чудеса,
думаю. Куда делась? В понедельник пошла к ней, бабка мне: с субботы ее нет. Тут
я, конечно, забеспокоилась: со здоровьем у нее проблемы, а ну как плохо стало?
Весь вечер я опять звонила, и ей, и подругам ее из библиотеки, где она раньше
работала, всем, кого знала. А во вторник мне уже лихо стало, я давай больницы
обзванивать, даже к врачу нашему участковому сбегала – может, Маше путевку в
санаторий дали? Та ничего не знает. В общем, с перепугу я давай в морги
звонить. Слава богу, там ее нет. И теперь не знаю, что и думать. А сегодня
ночью проснулась, вроде меня кто-то в бок толкнул, лежу, и мысль мне на ум
пришла: а ну как она права была? И вовсе это не глупости?
– Что? – в два голоса спросили мы.
– Все эти ее разговоры. А ну как и вправду?
– Было бы здорово, если бы вы рассказали нам все по
порядку, – влезла Женька. Вид у нее был как у гончей, взявшей след. Мне,
признаться, разговоры уже надоели, я с тоской подумала, что время могла бы
провести с большей пользой, но вместе с тем тревога, неизвестно откуда
взявшаяся, все нарастала.
– По порядку? С самого начала, что ли?
– Давайте сначала, – обреченно кивнула я.
