На счастье, народу на площади было очень много. В основном,
конечно, туристы. Жара стояла страшная, и народ старался держаться поближе к
фонтану. Мы пристроились на зеленой травке, держа в поле зрения все четыре
дорожки, что сходились у фонтана, и пытались не пялиться на часы каждые десять
секунд. Ровно в два я поднялась и направилась к фонтану.
— Вроде все спокойно, — шепнула мне Машка, чуть
поотстав.
Я шла не торопясь, стараясь высмотреть в толпе Пашку.
Я бы его ни за что не узнала, если бы не голос. Высокий,
светловолосый парень в бейсболке задел меня плечом и шепнул:
— Давай кассету.
Я машинально сунула руку в карман джинсов, он перехватил мою
руку, и на мгновение наши пальцы сплелись. А потом заорала Машка:
— Сматываемся!
— В разные стороны, — скомандовал Пашка, и мы
разлетелись по площади горошинами.
Точно помню: за мной бежали двое. Никогда — ни до ни после —
с такой скоростью я не бегала. Я бежала, не разбирая дороги, то и дело
натыкаясь на кого-то в толпе, выскочила на проезжую часть, чудом не попав под
машину, пересекла дорогу, повторяя как заклинание: «Уйду, уйду…» Впереди
начиналась старая часть города, с двухэтажными домиками, утонувшими в зелени. Я
вбежала в чей-то двор, увидела калитку и оказалась в саду, легко перемахнула
через забор, добротный и низкий, и побежала к реке. За спиной ни топота ног, ни
криков. Тишина. Я еще бежала некоторое время, не веря в свое везение, а потом
устроилась на скамье возле реки, смотрела на ровную гладь воды, на лодки, что
спускались вниз по течению, и вдруг заревела. Потом подумала о Машке, и мне
стало стыдно. «А если Машка не смогла уйти?» — с ужасом думала я, возвращаясь
домой.
* * *
Машка бросилась ко мне, лишь только я повернула ключ в
замке. Мы обнялись и некоторое время стояли замерев.
— Пашка ушел, — сказала она, отступив на
шаг. — Его кто-то в тачке ждал.
«Вряд ли они не подумали о машине», — решила я, но
промолчала.
Несколько дней я ждала звонка от Пашки, изнывая от
беспокойства. Потом убедила себя: его молчание вовсе не значит, что он оказался
в руках этих типов. Пашка замешан в каких-то темных делах, и ему сейчас
попросту не до меня. Скорее всего, и раньше я не занимала в его жизни особенно
большого места. Так, юношеская любовь, которая проходит довольно быстро. Пашка
изменился. И дело не только в светлых волосах. Я внезапно поняла, точно
сподобившись откровения, что передо мной был совершенно другой человек. А
может, это я другая?
Такие мысли занимали меня недолго, всего несколько дней.
Потому что в моей жизни вновь возник Никита Полозов, теперь уже основательно и
надолго. Его появление было подобно появлению богов в греческой трагедии:
внезапное и все же ожидаемое. Все это время меня мучило смутное беспокойство, и
вот наконец оно обрело вполне реальные черты.
Закончив работу, мы шли к остановке трамвая и в переулке
увидели джип, а рядом с ним Ника. Он стоял, привалясь к капоту, и улыбался
радостно и зазывно, точно Санта-Клаус в канун Рождества.
— Привет, — сказал ласково.
Мы с Машкой еще не успели испугаться по-настоящему, а
откуда-то из-за спины появились его дружки, завернули нам руки за спины и
запихнули в машину.
Какое-то время мы пытались изображать дурочек, но я уже
тогда, в первые минуты, поняла: этот тип знает, что мы были в доме. Не
представляла, откуда и как, но он знает. Разумеется, Ник вытряхнул из нас все.
На такие дела он мастер. А потом был кошмар, растянувшийся на сутки. Были
семеро пьяных придурков, которые чувствовали себя абсолютно безнаказанными, точно
им заранее отпустили все грехи. Я помню, как орала в душном подвале. Не от боли
даже, а чтобы не слышать Машкиных криков. Истерзанные, еле живые, мы не
очень-то верили, что выберемся оттуда. Но Ник предпочел оставить нас в живых,
рассчитывая на то, что Пашка, возможно, свяжется с нами. Еще трое суток мы
просидели взаперти. Иногда парни появлялись, тогда я стискивала зубы и
закрывала глаза. От собственного воя закладывало уши. Но скоро они выдохлись, и
фантазии их заметно поблекли, а колотили скорее по привычке. Поздно вечером
явился Ник и сказал, что нас отвезут домой. Я ни на секунду в это не поверила.
Я ехала умирать, потому что у Машки была сломана нога, и удрать мы, при всем
везении, не смогли бы. Но джип остановился возле подъезда, нас вышвырнули из
машины, и парни уехали. Поначалу ничего, кроме изумления, я не почувствовала. А
потом мы зализывали раны и нервно вздрагивали при каждом звуке. Мы боялись
выходить на улицу и боялись оставаться дома, мы не могли спать по ночам и,
прижавшись друг к другу, с тоской ждали рассвета, а днем просыпались от
собственных криков, в который раз переживая все заново.
На наркоту нас подсадил все тот же Ник. Он навещал нас время
от времени и предложил лекарство от бессонницы. В то время мы, должно быть,
мало напоминали людей: запуганные, без мыслей в голове из-за бессонницы,
шатавшиеся от голода (есть мы тоже не могли, да и нечего было). Так что особо
долго уговаривать не пришлось. И Ник стал нашим ненавистным спасителем, мы
готовы были на что угодно, лишь бы удрать хоть ненадолго из этой реальности.
Боль отступила, даже ненависть куда-то испарилась, осталось одно желание:
избавиться от воспоминаний любой ценой. Почему Ник продолжал за нами
приглядывать, более или менее понятно — наверное, все еще надеялся, что Пашка даст
о себе знать. Но он не из тех, кто способен кого-то облагодетельствовать, так
что очень скоро от нас потребовали отработать потраченные деньги. Впрочем,
работа, по большей части, была несложной. Хотя довольно грязной.
Так мы и жили, если это можно назвать жизнью, пока однажды…
У Машки была ломка, а Ник не спешил ее осчастливить. Дразнил, как собачонку,
заставляя то тявкать, то служить. Даже с мозгами, разжиженными наркотой, я
почувствовала невыносимую боль. И тогда решила: я соскочу. И утром повторила это,
глядя в зеркало. Я попробую. А если не смогу, убью Машку, а потом себя.
Программа максимум. Как я буду убивать Машку, даже представлять не хотелось.
Значит, надо соскочить. Если мне удастся, я ее вытащу.
К моему величайшему удивлению. Ник отнесся к данному
намерению скорее с любопытством, чем с сомнением или насмешкой. Иногда я ловила
на себе его взгляд — он точно приценивался ко мне. В общем, как ни странно это
звучит, в нем я обрела поддержку. Потом, уже через несколько лет, Ник в
припадке откровенности рассказал, что когда-то тоже был наркоманом. И смог
завязать. И тогда ему было интересно, что выйдет из моей затеи.
— У меня есть домик на примете, в глухой деревушке.
Заколочу ставни и дверь, чтобы ты выбраться не могла. Наберешь жратвы, воды
побольше. Если месяц выдержишь, значит, есть шанс. Ну, так что? Рискнешь?
И я рискнула. Уходя, Ник бросил мне мобильный на колени.
