— Знакомьтесь, — сказал ему Олег. — Это Юлия
Ким, революционерка и умопомрачительная женщина. Я от нее с ума схожу. Уже
ненавижу буржуев. Если так пойдет дальше, начну расклеивать листовки по городу
«Долой олигархов!» или что-то в таком роде.
— Вы тут посплетничайте, амигос, — сказала
я, — а я что-нибудь съем. Должна же быть от буржуев хоть какая-то польза.
Я отправилась к столу, а минут через двадцать ко мне подошел
Долгих. Олег в тот момент разговаривал с каким-то жирным типом, который
перехватил его по дороге.
— Для революционерки вы безумно хороши, —
улыбнулся Долгих.
Я смотрела на его лицо и удивлялась, что не чувствую
ненависти. Только недоумение. Тут можно было бы пофилософствовать о
противоречии формы и содержания, задаться вопросом, почему природа или господь
являют миру монстра в такой симпатичной упаковке. Но мне было наплевать на
философию и на размышления вообще. Требовалось что-то ответить, и я ответила:
— Вы тоже симпатичный парень.
Чувствовалось, он не привык, чтобы с ним так разговаривали,
но улыбнулся еще шире и произнес неожиданное:
— Я рад, что ваше настроение изменилось. — Теперь
пришла моя очередь удивляться. Он пояснил:
— Мы ведь не так давно встречались. Помните, на мосту?
— А-а.., добрый самаритянин. Так это были вы? У вас
хобби раскатывать по ночному городу, спасая неразумных девиц?
— Так я вас спас?
— Разумеется. Я мечтала утопиться, но холодная вода и
вы меня остановили.
— Ким.., знакомая фамилия… Ваш отец преподает в
университете?
— Вы его знаете?
— Наслышан. — Он улыбнулся, а в глазах мелькнула
усмешка. Наконец он меня узнал. Не узнал — понял, кто я такая. — Мой друг
в самом деле от вас без ума.
Его слова можно было расценить по-разному, к примеру, так:
он спятил, притащив сюда девку с таким прошлым. И с таким настоящим.
— Это взаимно, — ответила я, пытаясь прогнать
тревогу и не обращать внимания на свои руки, которые теперь мелко дрожали.
Предательски.
— Неудивительно. Он известный сердцеед. Надеюсь, Олег
наконец-то попал в хорошие руки. — И вновь усмешка.
Ну и что еще должно означать? Что-нибудь вроде: «Наконец-то
этот павлин вляпался и получит по заслугам»? Весьма по-дружески. Олег подошел к
нам, с трудом отбившись от толстяка, и спросил весело моего собеседника:
— Соблазняешь мою девушку?
— Пытался, но безуспешно, — пожал плечами Вадим
Георгиевич. — Кажется, это тот случай, когда говорят: «настоящая любовь».
Какая-то дама подхватила его под руку, чем сразу же
воспользовался Олег.
— Идем.
— Сматываемся?
— Нет, но есть идея.
Он потащил меня к выходу из зала, где с постными лицами паслась
охрана. Парни проводили нас понимающими взглядами. Первые два кабинета
оказались запертыми, что вызвало возмущение Рахманова. Он пнул дверь и
выругался.
— По-моему, ты спятил, — хихикнула я.
— А кто спорит? Ну, наконец-то.
Третья дверь оказалась незапертой, и мы вломились в комнату,
где были три стола, масса бумаг, компьютеры и никакого намека на мебель,
которая в тот момент была нам особенно интересна.
— Пойдем искать дальше? — с сомнением спросил
Олег.
— Обойдемся, — заверила я.
Через полчаса мы вернулись в зал, еле сдерживаясь от смеха и
изо всех сил стараясь выглядеть пристойно. Но наши старания успехом не
увенчались — граждане упорно на нас таращились. Особенно на Рахманова. Впрочем,
у него было такое шкодливое выражение лица, что и дурак сообразил бы, чем он
сейчас занимался. Кажется, это его вполне устраивало, а мне было все равно.
Где-то часа через полтора мы смогли уйти. Шофер скучал в машине.
— Ко мне? — спросил Рахманов, как видно решив, что
вполне способен напиться дома, не прибегая к услугам ресторана.
— Лучше ко мне, — ответила я.
— Почему?
— Твоя квартира навевает уныние. Очень хочется там
что-нибудь разбить.
— Кстати, о квартире. Твоей придется заняться. Не
можешь ты жить среди такого убожества.
— Еще как могу.
— Хорошо, я не могу. А у тебя еще тяготение к родному
дому. Что мне прикажешь делать?
— Не лезть в мою жизнь.
— Поступим проще. Я сниму тебе квартиру, не хочешь в
ней жить — не надо, будем там встречаться. Она станет нашим гнездом.
— Норой.
— «Гнездо» мне нравится больше.
— А мне меньше.
— Что сделать, чтобы ты заткнулась?
— Поцеловать.
Мы не успели поссориться — машина тормозила у моего
подъезда.
— Не смей приставать ко мне в лифте, — шепнул он,
отпустив машину.
— Я собираюсь принять душ и лечь спать.
— А что буду делать я?
— Понятия не имею. Могу почитать тебе сказку на ночь.
Он распахнул передо мной дверь подъезда, левую руку
по-хозяйски устроив чуть ниже моей талии и весело скаля зубы, и тут я услышала:
— Юля.
Мы повернулись одновременно. На скамейке возле детских
качелей сидел Борька. Поначалу я решила, что он пьян, потом оказалось, что
просто выглядел паршиво. С его стороны было большой глупостью прийти сюда, еще
большей — меня окликнуть. Борька поднялся и не спеша подошел к нам.
— Я хотел поговорить, — сказал он спокойно, глядя
на меня и игнорируя Рахманова.
— Хорошо, — пожала я плечами. — Завтра. Идет?
Я тебе позвоню.
— Нет, сейчас.
— Но…
— Сейчас самое неподходящее время, — вмешался в
разговор Рахманов.
— Будь добр, помолчи, — попросил Борька.
— Вот что.., иди, — сказал мне Рахманов, вновь
распахивая дверь подъезда. — Я задержусь на минуту.
— Не задерживайся, разговаривать с тобой у меня нет ни
малейшего желания, — заявил Борька с презрением.
— У меня тоже. Но иногда приходится. Было бы прекрасно,
если бы ты забыл сюда дорогу.
