— А дядя, получается, оригинал… — пробормотала я.
Один из охранников в ночь убийства видел машину Приходько
недалеко от базы, таксист видел его самого, проезжая мимо, и даже смог
опознать.
— Занятно, — усмехнулась я.
На базе я бывала неоднократно и хорошо представляла и офис,
и расположение прочих зданий, на территорию пройти мимо охраны незамеченным
невозможно. Разумеется, если Приходько не перемахнул через двухметровый забор с
колючкой наверху. На территории собаки, вряд ли раньше было иначе. Впрочем, по
замыслу обвинения, собаки для Приходько не были проблемой, он мог приручить их
раньше и территорию знал отлично, так что пройти теоретически мог. Что делал
таксист в этом богом забытом месте в такое время, выяснить никто не потрудился.
Труп жены Долгих обнаружили только утром. Долгих все это время безуспешно
пытался дозвониться до супруги.
Приходько арестовали в марте, в мае в автокатастрофе погибли
его жена и дочь. А в июле, в доме, который когда-то принадлежал Пашкиной семье,
погиб некто Орешин, начальник охраны фирмы «Конти», уволенный примерно в то же
время, когда был арестован Приходько. Интересная картина складывается…
Было убийство Орешина как-то связано с убийством жены Долгих
или это совсем другая история? Похоже, что было. Конечно, Приходько мог убить
сестру, крупно с ней поскандалив, если она к тому же приняла сторону мужа,
которого у брата повода любить к тому моменту не было. Но с таким же успехом
дело могло быть сфабриковано. Приходько оказался в тюрьме, а вскоре лишился
семьи. Если к этому причастен начальник охраны, логично от него поскорее
избавиться. Что Ник и сделал. Каким образом в эту историю оказался замешан
Пашка, остается только гадать. Но кассета — важная улика, Ник, вернее, его
хозяин, был очень заинтересован в ее исчезновении, а Орешин не хотел ее
возвращать, даже рискуя жизнью. Что там могло быть? Да что угодно. Начальник
охраны, предвидя, что от него захотят избавиться, мог запастись отличным компроматом,
который я передала Пашке.
Приходько может знать об этом, а может и не знать. Если ему
известно, что мы с Машкой были в доме в момент убийства, его интерес ко мне
вполне объясним. Так же, как интерес к улике, то есть к кассете. Он может
решить, к примеру, что кассета у меня. Что мешало мне сделать дубликат? Моя
глупость. Мне тогда это просто не пришло в голову. Мы даже посмотреть запись не
могли, потому что у нас не было ни камеры, ни видеомагнитофона, а идти к
кому-то с таинственной кассетой мы не рискнули.
Человек в одно мгновение теряет все, а вернувшись из тюрьмы,
видит, что его враг живет припеваючи. И решает отомстить. По-моему, вполне
логично. Вот только кому и за что? Допустим, Долгих — за то, что лишил его
денег, положения и засадил в тюрьму. Тогда понятно стремление лишить того
изрядного куска пирога, напав на транспорт. Приходько раньше работал с Долгих,
наверняка многое знал и надеялся, использовав старые связи, пристроить груз.
Долгих деньги теряет, Приходько их приобретает, плюс моральное удовлетворение.
Горох какое-то время работал в охране фирмы, пока Ник не
решил, что это опасно. Не для Гороха, для фирмы. Репутация фирмы должна быть
безупречной. Так что теоретически Приходько мог быть с Горохом знаком. Мог он и
припугнуть его чем-то мне неведомым, чтобы заставить работать на себя. Собрал
бригаду из бывших уголовников и устроил засаду на дороге. Но его самого там не
было. Личное участие в нападении для него слишком опасно — кто-то из людей Ника
мог бы его узнать. Он убил Гороха, чтобы закрыть ему рот навеки, а потом…
Потом чепуха. Следующим стал Серега. Допустим, Серега
случайно встретился с Приходько. Тогда логично было бы ему звонить Нику, а уж
никак не мне, раз я этого Приходько знать не знаю. Затем погиб Розга. Его он
тоже встретил случайно? Стоп. А что, если дело в другом? Жена и дочь Приходько
погибли. Никакого намека, что могло иметь место убийство, но как знать… А если
все-таки убийство, то кто мог приложить к нему руки? Первыми на ум приходят Ник
и его мальчики.
И что, теперь дядя вершит правосудие так, как он себе его
представляет? А Ника оставил «на сладкое»? А то, что на трупы натыкаюсь я,
случайность? Или подарок, нечто вроде намека, мол, это ведь и твои враги тоже?
Но при втором варианте Приходько как минимум должен знать, что с нами сделал
Ник. Хотя почему бы и нет? Ему, например, мог рассказать тот же Горох. Я даже
вижу его слюнявые губы, когда он нараспев рассказывает о весело проведенном
времени, смакуя подробности и не зная, что подписывает себе смертный приговор.
Теперь вопрос: что делать мне? Нику очень не понравилось,
что я промолчала о Борькином интересе к убийству журналиста, еще больше ему не
понравится, если я промолчу о Приходько. Значит, надо набрать номер Ника и
рассказать, что дядя расспрашивает обо мне.
Я достала телефон, но, подержав его в руке, убрала в сумку.
К черту Ника. Для начала я хотела бы встретиться с Приходько. Просто
встретиться и послушать его. Потом решу.
Я вернулась домой, продолжая размышлять над прочитанным, и
вдруг подумала: может, Приходько знает, где теперь Пашка? Знает, не знает…
Допустим, знает, и что? «Здравствуй, Павел, вот мы и встретились, обидно, что я
до сих пор люблю тебя, а ты меня никогда не любил. Обидно и больно». Сказать
ему что-то в этом роде? Глупо и сентиментально. Другой вариант. «Знаешь, мне
часто снится сон: мы вместе, и мне так хочется, чтобы ты меня обнял, но ты
поворачиваешься ко мне спиной, поспешно уходишь, и я умираю во сне, а потом еще
долго умираю наяву. А иногда, редко-редко, мне снится, что ты меня любишь. Это
даже хуже, потому что приходится просыпаться». Тоже не лучше. Скажи мне такое
Борька, я бы засмеялась. Незачем цепляться за обломки. На самом деле все
просто: в моей паскудной жизни лишь один светлый эпизод: юность и недолгая
любовь, вот я упорно и хватаюсь за него, как за соломинку.
* * *
Вечером я отправилась к Виссариону. Выпив чаю с хозяином,
пошла искать Любку. Она обреталась в подворотне в компании вечно пьяной Сороки.
— Работы нет, — заявила Любка со злостью. —
Не знаешь, когда этот дождь кончится?
— Зимой, когда снег начнется.
— К тому времени мы все по миру пойдем.
— Ты того мужика случайно больше не видела? —
понизив голос, спросила я.
— Какого? А.., нет. А надо?
— Ну, не худо бы ему кое-что передать. Я не прочь с ним
встретиться.
— Знакомый твой, да? Вспомнила, кто он такой?
— Вроде того. Скажи девкам, только аккуратно, чтобы без
лишнего шума.
— Можешь не беспокоиться, все сделаю в лучшем виде.
Юлька, дай пятьсот рублей взаймы, замерзли здесь торчать.
— Так иди к Виссариону, погрейся.
