— Есть идеи, что ему от тебя надо? — тут же
спросил Виссарион.
— Будем ждать, когда скажет.
— Думаешь, он еще придет?
— Конечно.
* * *
Он пришел на следующий день. Но из-за дождя народу в бар
набилось предостаточно, так что ему пришлось удовольствоваться лицезрением моей
физиономии, пока я услаждала души шлюх прекрасной музыкой. Когда он покинул
заведение, я не заметила, но, отправившись домой, обнаружила его в нескольких
метрах от бара — он сидел в машине и, вне всякого сомнения, ждал меня.
Когда я поравнялась с его автомобилем, он распахнул дверь со
стороны пассажира и сказал:
— Садитесь.
— Решили за мной приударить? — весело спросила я.
— А что, есть возражения?
— Как раз сейчас у меня сногсшибательный роман.
— С Рахмановым? — серьезно спросил он. —
Роман продлится недолго. — И повторил:
— Садитесь.
Я оглянулась и сочла за благо сесть в машину.
— Ну, так что вам от меня нужно? — не очень
вежливо спросила я.
— Я ведь уже сказал, Борис был моим другом. И его
смерть… Он ведь заезжал к вам в тот вечер?
— Заезжал, — кивнула я, едва сдерживая
злость. — Приходил поскандалить. Пьяный, разумеется. На трезвую голову он
был довольно покладист.
— На какой предмет скандалили? — спросил Рогозин и
на сей раз улыбнулся, вроде бы и спрашивал несерьезно, но ответа, безусловно,
ждал.
— На предмет любви. Упрекал меня в измене. Это было тем
более обидно, что верность хранить я не обещала.
— И его смерть вас ничуть не огорчила?
Я очень внимательно посмотрела на него, потом усмехнулась и
покачала головой.
— Разумеется, она меня огорчила. Но виноватой я себя не
чувствую.
— Уверен, что так. Виноватым должен себя чувствовать
тот, кто отдал приказ его убрать. Но мне трудно заподозрить такое чувство в
господине Долгих.
— А кто это? — серьезно спросила я.
— Вы что, газет не читаете?
— Нет, конечно. И что о нем пишут?
— Много всего, — пожал Рогозин плечами. Если он и
рассчитывал уловить в моем голосе издевку, то вряд ли в этом преуспел, я
говорила серьезно, в его голосе намек на раздражительность тоже отсутствовал,
как видно, с выдержкой у дяди полный порядок. — Зачастую много хорошего.
Благотворительностью занимается, является председателем областного союза
предпринимателей, депутат законодательного собрания. Правда, иногда кое-кто
пытается напомнить, чем зарабатывает себе на жизнь этот господин.
— Надо полагать, дядя бизнесмен, если он председатель
какого-то там союза.
— А вы сообразительная, — кивнул Рогозин и тоже
без намека на издевку. — Если торговлю оружием и наркотиками можно назвать
бизнесом.
— Ого, — вздохнула я. — Серьезно. А чего не
посадите, если все знаете?
— Одно дело — знать, и совсем другое — доказать.
Разницу уловили?
— То есть догадки есть, но все бездоказательные.
Занятно.
— Еще бы. Такое сплошь и рядом. Вот я, например,
совершенно точно знаю, что в вечер убийства журналиста Алексея Тендрякова с ним
в баре были вы, но доказать не могу. Следовательно, не имею возможности
привлечь вас как соучастницу убийства. Или вы только свидетель?
— А кто убийца? — спокойно спросила я.
— Хорошо вам известный Виктор Олегович Одинцов.
— Одинцов? Не помню. Впрочем, я мало кого из знакомых
мужчин знаю по фамилии. Ну а раз вам известен убийца, логично ему вопросы
задать.
— Не успели. Скончался. Шлиман решил копнуть поглубже,
хоть я ему и не советовал, и разбился на машине.
— Что вы хотите сказать?
— Только то, что сказал. Очень трудно доказать, что его
убили. Хотя лично я в этом убежден.
— Я разговаривала с Борькой незадолго до трагедии, как
вы знаете. Так вот, он был пьян в стельку, ему нельзя было садиться за руль.
— Зато ваши друзья были об этом хорошо осведомлены.
— А может, у вас фантазия разыгралась? Сами говорите:
доказать ничего не можете.
— Не могу, — легко согласился он. — А вот с
вашей помощью смог бы.
— Не представляю, чем могла бы помочь, —
опечалилась я. — Если только начать фантазировать с вами на пару. Но вряд
ли от наших фантазий будет толк.
— Я и не ожидал, что вы сразу согласитесь, — мягко
улыбнулся Рогозин. — Дело-то опасное, кому знать об этом, как не вам? Но
кое-что позволяет мне надеяться на вашу помощь.
— Понятия не имею, о какой помощи речь, но спасибо за
доверие.
— Мое мнение, господину Долгих давно пора сменить место
жительства на другое, где минимальный комфорт и максимальная охрана.
— Вам видней, — пожала я плечами.
— Уверен, вы тоже очень этого хотите, хотя и
сомневаетесь в успехе.
— У меня нет мнения по данному поводу. Но я полагаюсь
на ваше.
— Если вы не против, я хотел бы объяснить, почему так
считаю. — Я согласно кивнула, и он продолжил:
— Дело в том, что вы уже давно вызвали мой интерес. Еще
до вашего знакомства с Борисом. А то, что он рассказал о вас, лишь укрепило
меня в первоначальном мнении.
— Я не спрашиваю, что он обо мне рассказал, —
перебила я. — Вряд ли хорошее, раз считал себя обманутым любовником, а
плохое я про себя слушать не люблю.
— Он говорил о вас с восхищением. Вы сильный человек,
волевой, с чувством собственного достоинства. Еще он говорил, что вы хороший
человек. Не так много людей он удостаивал такого определения, и я принял это к
сведению. Хорошему человеку должно быть нелегко находиться на побегушках у
такой мрази, как Никита Полозов.
— Так вот вы о чем, — обрадовалась я. — О
Нике много чего болтают, но, на мой взгляд, он неплохой парень;
