— Я беру, потому что не могу купить. Когда я стану
зарабатывать, буду помогать бедным и все верну.
— А если поймают? — с сомнением спрашивала я.
— Пусть попробуют, — беспечно отвечала Машка.
Я в ней очень нуждалась, хотя со стороны это, должно быть,
выглядело иначе: Машка перебралась к нам с молчаливого согласия моего отца. Она
носила мои тряпки, я помогала ей делать уроки и незаметно совала деньги на
карманные расходы. В сущности, тогда я была очень одинока, так что
неудивительно, что Машка стала для меня сестрой и самым близким человеком. После
смерти мамы отец замкнулся в себе, молча переживая свою утрату. Он хмурился,
когда я заговаривала о маме, и вскоре мы вообще перестали говорить. Два
страдающих человека в большой квартире наедине со своей болью. Конечно, он
любил меня, но собственные страдания поглощали его целиком, так что для меня
места почти не оставалось. Он много работал, и мы даже виделись не часто.
Ребенком я была беспроблемным, училась хорошо, занималась балетом и музыкой,
отец искренне верил, что, дав мне денег и сварив кастрюлю щей на всю неделю,
отцовский долг выполнил.
Ту первую зиму мы с Машкой были абсолютно счастливы.
В жизни отца появилась женщина, он этого почему-то стыдился
и, собираясь на свидание, что-то неумело врал, отводя взгляд. Машка его
рассекретила, я вознамерилась поговорить с отцом, что, мол, не возражаю и,
напротив, рада, но ответом мне было ледяное молчание, и я сбилась где-то на
середине фразы. И мы продолжили свою прежнюю жизнь: отец вроде бы сам по себе,
а мы с Машкой сами по себе. А потом пришла весна, и вместе с ней первая любовь.
Девочки моего тогдашнего возраста влюбляются просто потому, что время настало,
для этого вовсе не надо, чтобы объект их страсти отличался какими-либо
особенными достоинствами.
Я влюбилась в Пашку до того, как впервые его увидела, чему,
разумеется, немало способствовала его репутация сердцееда. Надо сказать, в
нашем районе он был личностью известной. Красавец, умница, он налево-направо
сорил деньгами, происхождение которых было окутано тайной. Он окончил спецшколу
и свободно говорил по-французски, в то время как большинство штудировали
английский, любил в разговоре ввернуть французские словечки и успешно копировал
манеры Алена Делона, которого боготворил, правда, тайно. За что и заработал
прозвище Француз.
Как-то майским вечером мы сидели с Машкой в парке и читали
стихи Марины Цветаевой, которую я тогда обожала. Стемнело, мы таращились на
звезды и принялись мечтать. Особой оригинальностью наши мечты, естественно, не
отличались. Тут мимо прошла компания парней, нас они не заметили, к чему мы и
не стремились, зато я обратила внимание на парня, задававшего тон в их
разговоре. С веселым цинизмом он разглагольствовал о смысле жизни, а меня
поразил его голос. Голос действительно заслуживал внимания — низкий, с
хрипотцой (думаю, Пашка усердно над этим работал), он проникал в душу и
устраивался там с удобствами. Я слушала, млея и глупея одновременно, а когда
парни прошли и голос стих, Машка, понаблюдав за моей идиотски мечтательной
физиономией, сказала:
— Француз.
— Что? — спросила я, выходя из транса.
— Этот парень. Кличка у него Француз. Страшный
выпендрежник и задавала. Девки на него вешаются, а он только посмеивается — А
имя у него есть?
— Конечно. Пашка Тимофеев. Он в спецшколе учился, нас
на четыре года старше. Все девчонки от него без ума.
— А как он выглядит? — спросила я, потому что в
темноте не очень-то его разглядела.
— Ален Делон. Нет, серьезно, ты фильм видела «Рокко и
его братья»?
— Ну…
— Вот. Здорово похож. В «Колизее» старые фильмы крутят,
так мы по пять раз на этот фильм ходили, и все сошлись во мнении, что
практически одно лицо.
— Глупости, — отмахнулась я.
— А вот и нет, — обиделась Машка.
С того вечера мысли о Французе прочно обосновались в моей
голове.
Весь следующий месяц дня не проходило, чтобы кто-то не
напоминал мне о нем, все точно сговорились. Меня распирало от любопытства, и
вместе с тем я испытывала страх: к тому моменту создав в воображении некий
образ, я боялась встретиться с оригиналом и разочароваться.
На меня напала меланхолия, я бродила в парке, надолго
замолкала, а Машка брела рядом и вздыхала, изо всех сил мне сочувствуя. Наше
знакомство с Пашкой произошло только в августе. Мы вернулись из Турции (отец
отправил нас туда со своей двоюродной сестрой) и, щеголяя умопомрачительным
загаром, шли по улице, уплетая мороженое. И вдруг рядом остановилась машина, и
кто-то весело спросил:
— Девчонки, не хотите покататься?
Разумеется, мы не хотели. Мы даже реагировать не собирались
на это предложение до тех самых пор, пока Машка вдруг не шепнула:
— Француз.
Я повернула голову, рядом с водителем, парнем лет двадцати,
сидел объект моего вожделения и улыбался. Особого сходства с Делоном я все же
не обнаружила, но с готовностью признала: Пашка исключительно красивый парень
Наверное, я бы впала в столбняк, если бы Машка не ткнула меня локтем в бок. Я
ожила, нахмурилась и ответила, кляня себя на чем свет стоит:
— Мы не катаемся с незнакомыми.
— Так давайте познакомимся, — резонно предложил
Пашка, весело глядя на меня и сверкая улыбкой.
— Как-нибудь в другой раз, — ответила я, едва не
свалясь в обморок.
Мы отправились в сторону дома, а новенькая иномарка на малой
скорости ползла за нами, и парни по очереди предлагали нам одуматься. Когда мы
юркнули в подъезд, я смогла дышать и даже начала различать окружающие предметы.
Машка постучала пальцем по моему лбу и спросила с укоризной:
— Он тебе нравится или нет?
— По-твоему, мы должны были поехать?
— А что такого?
— Ничего, — буркнула я и замолчала.
— Не пойму я тебя, — канючила расстроенная
Машка. — То ты хочешь с ним познакомиться, то бежишь от него, как
ошпаренная. Когда еще выпадет такой случай?
Случай выпал на следующий же день. Мы сидели в кафе под
открытым небом, Машка строила планы, где и как мы могли бы встретиться с Французом,
и тут в досягаемой близости возник он сам и, улыбаясь широко и лучезарно,
направился к нашему столику.
— Привет, — сказал он, без приглашения устраиваясь
рядом. — Ты сказала «в следующий раз». По-моему, сейчас самое подходящее
время.
— Это Юля, — поспешно ответила Машка, боясь, что я
опять начну валять дурака. — А я Маша.