Эпилог
Прошло много месяцев, и боль почти исчезла. Я все еще беспокойно спал по ночам, но не обращал на это внимания; мысли мои больше не были тревожными. В ящике ночного столика я храню письмо Ванессы и время от времени, обычно ночью, перечитываю его. Оно напоминает о том, как близко я подошел к пропасти, и говорит, что жизнь не дарована мне просто так. Оно помогает мне оставаться честным и поддерживать то, что я называю «эта драгоценная ясность».
Часы показали чуть больше пяти, и хотя мой день теперь начинается рано, в нем нет никакой спешки. Я спускаю ноги на прохладный пол и выхожу из комнаты. В прихожую проник свет луны, и я отправляюсь по лунным следам к окну. Я смотрю вниз на поля, потом направо – на реку. Ветер гуляет над серебряной лентой реки, и я думаю о течении времени и о вещах, которые были им уничтожены.
Суд постановил, что наличные деньги и драгоценности из сейфа моего отца являются частью его состояния. Их передали благотворительному фонду. Но дома были быстро проданы и за более высокую цену, чем я ожидал. В конце концов я отослал Джин восемьсот тысяч, и она купила на них небольшой домик на лесистом берегу озера Шамплейн. Я еще не был у нее. Очень скоро Джин сообщила мне, что мир полностью принадлежит им. Но мы поговорим об этом на Рождество.
Возможно.
Что касается моей доли наследства, то я использовал его самым лучшим образом: восстановил старый дом на ферме, купил приличный трактор и разрешение на возделывание двух смежных сотен акров земли. Это хороший участок, с плодородной почвой и рекой рядом. Я также положил глаз на восемьдесят акров, расположенных южнее, однако продавцы знают мои амбиции и назначили слишком высокую цену Но я могу быть терпеливым.
Я слышу, как распахивается позади меня дверь, и улыбаюсь про себя. Пока я шел к окну, Ванесса проснулась и теперь стоит рядом, глядя вместе со мной на сад, который мы посадили. Ее руки тепло скользят по моей груди. и я вижу ее лицо – лицо Ванессы, моей жены.
– О чем ты думаешь? – спрашивает она.
– Я снова видел сон.
– Тот же самый?
– Да.
– Возвращайся в постель, – говорит она.
– Через минуту.
Она целует меня и идет в спальню.
Нащупав руками подоконник, я чувствую прохладу, идущую от него. Я думаю о том, что узнал, и о тех вещах, которые еще должен понять. Фермерская жизнь сурова, полна риска я во многом мало мне знакома. Я похудел, мои руки огрубели. Однако такая жизнь приносит мне удовлетворение. Я свободен в суждениях и в поступках, не испытываю никакого давления, и это, возможно, стало причиной изменений во мне, за исключением единственного.
Несмотря ни на что, я остаюсь сыном своего отца, от этого невозможно уйти. Знаю, что никогда не смогу простить его. Но судьба, такая своенравная, тем не менее, может проявить справедливость. Эзра играл в свои игры с Барбарой, манипулируя ею. Поддавшись ее настойчивости, он изменил завещание, вставив пункт, согласно которому мой ребенок унаследует пятнадцать миллионов долларов в случае моей, смерти. Это была идея Барбары, ее защитный барьер, и я совершенно уверен, что отец планировал исключить этот пункт, как только порвет с ней. Но она убила его, прежде чем он смог подписать новые документы. Возможно, именно поэтому она застрелила его. Мне этого никогда не узнать. Когда я наконец прочел его завещание, то понял, что там не было никакого временного ограничения. Изучив его, я пришел к следующему заключению: в случае моей смерти, когда бы это ни случилось, мой ребенок унаследует большую часть миллионов Эзры. Я подал протест по данному пункту, добиваясь декларативного решения. Разумеется, Хэмбли противился этому, и проигрыш все еще озлобляет его. Но завещание было конкретным, и была принята моя интерпретация.
Вскоре я вернулся в спальню и проскользнул под одеяло. Ванесса была теплой, и я успокоился рядом с ней. С каждым разом сон становился все более реальным и более продолжительным. Мы идем по зеленой траве, втроем.
Расскажи мне сказку, папа.
Которую из них?
Мою любимую.
Я тянусь к Ванессе, моя рука нащупывает ее живот. Она прячется глубже под одеяло и прижимается ко мне спиной.
– Я надеюсь, что это девочка, – шепчу я.
– Да, – говорит она и кладет свою руку на мою.
Не могу сказать, знает ли она это или просто чувствует. Для меня достаточно ее слов. Я слышу ее голос из сна – голос своей маленькой девочки – и думаю об огромной состоянии, которое однажды перейдет к ней. Последний раз я вспоминаю о своем отце, его чувствах к женщинам и страсти к деньгам. Круг замкнулся, и мне интересно остался ли отец таким же неугомонным в своей темной могиле.
Еще несколько минут я нежусь в постели, но день зовет, и неугомонным становлюсь я. Натягиваю джинсы и свитер, мой пес Боун следует за мной вниз. Я стою на крыльце в предутреннем свете, вдыхаю холодный воздух, который заполняет меня, и смотрю на тихие поля. По еще не возделанной земле стелется низкий туман, и вершины холмов поднимаются навстречу восходящему солнцу.
