— Вчера, поздно вечером.
— Дорогой, принеси мне кофе, — заголосила дама.
— Извините, — пробормотал Диего и покраснел, что
слегка удивило.
Взяв свою чашку, я пошла к Дену, чтобы дамочка успокоилась.
— А ты забавная шлюха, — хихикнул он, оторвавшись
от газеты. И вдруг перешел на испанский:
— Откуда знаешь язык? В школе его вроде бы не
преподают.
— По самоучителю, — усмехнулась я. — Было
много свободного времени. В школе я учила английский.
Он тут же перешел на английский, причем говорил свободно и
без акцента.
— И как успехи?
— Не жалуюсь.
— Талантливая девочка. Твой папаша вроде бы профессор?
— Профессор.
— Как же тебя угораздило, дорогуша?
— Дурная наследственность. Моя прабабка сбежала с
карточным шулером, вот и меня вечно тянет на всякое дерьмо. Можно вопрос?
— Валяй.
— Ты меня экзаменуешь или сам выпендриваешься?
Он заметно помрачнел.
— Почему бы тебе не найти своему язычку другое
применение?
— Я брезглива.
— Это поправимо. В хороших руках ты быстро исправишься.
* * *
Вообще-то мне неплохо жилось здесь. Можно было часами лежать
на раскаленном песке пляжа, прогреваясь насквозь: сверху солнцем, а снизу жаром
песка. Со дня на день должен был появиться нужный нам человек, но мне не
хотелось об этом думать. И я до боли в глазах смотрела на море, на ярко-синее
небо, зарывала ладони в песок и улыбалась без мыслей. Беспокоил меня только
Ден, но с того первого дня он не проявлял ко мне особого интереса. К тому же мы
не так часто бывали наедине. Вернувшись в номер, я сразу же проходила в
спальню, буркнув «салют».
Безделье и неумеренное употребление спиртного делали людей
разговорчивее и доступнее, в отеле все перезнакомились и жили «своей
компанией», то есть надоедали друг другу с утра до вечера. Но иначе эти люди не
могли. К полудню все собирались на веранде ресторана и обсуждали предстоящий вечер.
Я участвовала во всех развлечениях по двум причинам: во-первых, этого требовал
Ден, во-вторых, это избавляло от необходимости бывать с ним наедине.
Развлечения мелькали одно за другим, как в калейдоскопе. В компании царила
демократия, чтобы стать «своим», достаточно было одного: иметь деньги, а люди
без денег здесь не селились.
Диего всерьез решил за мной приударить. По крайней мере,
постоянно вертелся рядом, а его дама (звали ее Анастасией, хотя она
предпочитала отзываться на Настеньку, что было смешно и одновременно грустно)
особенно мне досаждала, хватала за руку и щебетала:
— Ах, милочка, как ты, должно быть, счастлива, у тебя
такой прекрасный муж.
Сама она была вдовой. Муж скончался год назад, оставив ей то
ли нефтяную вышку, то ли золотой прииск, в общем, на жизнь ей хватало. Она
испытывала страсть к молодым жгучим брюнетам, подбирая их в основном в
стриптиз-клубах, второй ее страстью были истерики. Без них не обходился ни один
вечер, они стали неотъемлемой частью развлечений, за ужином даже заключали
пари: начнет Настя скандалить прямо в ресторане или дотерпит до танцев?
Диего пользовался всеобщей любовью за веселый нрав,
услужливость и способность танцевать ночи напролет. Он приглашал всех дам по
очереди, что позволяло мужьям спокойно выпить, Анастасия при этом возбуждалась,
лезла на стол показывать стриптиз или ныряла в бассейн в вечернем платье. Я
как-то решила, что, когда дама покинет отель, он много потеряет: никакая
анимационная программа не шла в сравнение с номерами этой любительницы.
На публике Ден, то есть, конечно, Денис, был ко мне
внимателен и насмешливо нежен, что как нельзя больше подходило нашей легенде —
мы представлялись как бизнесмен из Санкт-Петербурга и его супруга-домохозяйка.
Но стоило нам оказаться вдвоем, как он становился молчаливым, говорил если не
грубо, то отчужденно и резко, что меня, естественно, не удивляло. Исподволь мы
следили друг за другом. Иногда я ловила на себе его взгляд, который казался мне
странным, поскольку в нем угадывалось едва ли не восхищение, что было не
правдоподобным, и потому я отнесла это смущение на счет развивающейся у меня
шизофрении. Конечно, он видел, как на меня реагируют мужчины — оборачиваются,
когда я прохожу мимо, а разговаривая со мной, слащаво улыбаются и жадно
прицениваются к моему телу, — но вряд ли это производило на него особое
впечатление, потому что Ден прекрасно знал: я здесь как раз затем, чтобы
обольщать, в общем, выполняю свою работу. Он был уверен, что это игра, а
мужчины вроде него никогда не попадают на крючок профессионалкам, потому что
очень хорошо осведомлены об изнанке жизни. Злость, что я его отвергла, не
только не утихла, но становилась сильнее. Ему, привыкшему к победам, было
непонятно, с какой стати я ломаюсь, ведь, с его точки зрения, лечь с кем-то в
постель для меня так же естественно и просто, как ему выпить бокал красного за
ужином. Боюсь, что мое нежелание кинуться в его объятия навело моего «супруга»
на неприятные мысли, что дело вовсе не во мне, а в нем. Если распоследняя шлюха
тебе отказывает, кем же, черт возьми, она тебя считает? Что-то он чувствовал,
не умея ни объяснить, ни понять, в чем дело.
— Ваша жена грациозна, — однажды сказала ему
Анастасия.
По неизвестной причине все женщины обращались к нему на
«вы», хотя он мило им улыбался и часто шутил. Он и ей улыбнулся в ответ. Это
слово наверняка ему ровным счетом ничего не говорило. Он привык делить женщин
на шикарных и прочих, вряд ли я в его шкале ценностей поднялась особенно
высоко. Но временами, когда я с кем-то разговаривала или танцевала, я ловила его
взгляд и видела в нем тоску. И еще видела, что он ненавидит меня. Это чувство,
должно быть, укрепляло в нем и тайное подозрение, что я его презираю. И именно
эта мысль доводила его до бешенства.
Как-то в ресторане он вдруг заявил невпопад:
— Разумеется, если бы в тебе не было чего-нибудь
эдакого, Рахманов не стал бы связываться с тобой. У него нюх на баб.
Мне бы уже тогда следовало насторожиться, но я лишь пожала
плечами. Иногда желания легко читались в его взгляде, они были незамысловаты, я
видела, что больше всего на свете в те минуты ему хотелось швырнуть меня себе
под ноги и топтать, стиснув зубы от наслаждения, слыша вопли и стоны. Что еще
могло прийти в голову такому придурку? Меня это не особенно пугало, но тогда я
не знала, как далеко это все зашло.
