— Вы опять говорите с насмешкой. Я вас чем-то очень
раздражаю?
— Нет, что вы. Вы вызываете у меня восхищение.
— Вы считаете, я обманываю ее? — покусав губы,
спросил он.
— Себя, — понаблюдав за ним, ответила я. Этого он
не ожидал. — Вы сериалы любите? — продолжила я, пока он не пришел в
себя.
— Нет.
— Странно. Ваше поведение здорово отдает сериалами.
Сначала вы любите Машку, потом отвергаете. Знаю, знаю, у вас была причина. Она
наркоманка, и вы не желали угробить на нее свою жизнь. Совершенно правильно,
между прочим. Потом она оказалась в психушке, и вы бросаетесь ее спасать. У
меня вопрос: что будет потом, когда она оттуда выйдет?
— Мы поженимся. Мы уже решили.
— Прекрасно. Даже если она вернется к старым привычкам?
— Не вернется, — отрезал он. — Я не позволю.
— Вот как… — кивнула я. — Чувство вины иногда
заводит людей довольно далеко. Вопрос, на сколько хватит сил? Иногда лучше
оставить человека в покое, чем внушать ему напрасные надежды. Побарахтается и,
глядишь, научится жить без надежд.
— Как вы? — вдруг очень мягко спросил он.
Теперь пришла моя очередь растеряться.
— Как я, лучше не надо, — пробормотала я.
— Борька был прав насчет ваших глаз. Такое впечатление,
что вы сражаетесь со всем миром.
— Кажется, пора носить очки… — вздохнула я.
— Не надо, лучше поверить, что рядом есть люди, готовые
помочь. Но вы не хотите. Олег к вам серьезно относится, но вы ведь не любите
его.
— Он слишком хорош для меня, — хихикнула я. —
Рядом с ним я испытываю чувство неполноценности.
— Вы все шутите, — грустно усмехнулся Тони, —
а я серьезно говорю. Зачем вам все это?
— Что именно? — прикинулась я удивленной.
— Все то, чем вы себя окружили. Ведь то, что произошло
с Машкой, напрямую…
— Связано с моим дурным влиянием, — подсказала я.
— Глупость. В вашей душе…
— Виссарион! — заголосила я. — Принимай
пополнение. Будет девкам проповеди читать!
— Проповедник из меня хреновый, — загрустил
Тони. — Я просто знаю, что вы нуждаетесь в помощи не меньше, чем Машка.
— Вы ее любите? — серьезно спросила я, и он так же
серьезно ответил:
— Да.
— Тогда при вашей очередной прогулке возьмите ее за
руку и бегом из психушки. И из города. Чем дальше, тем лучше.
— Что значит «бегом»? — нахмурился он.
— Ну, не бегом, лучше на машине. И с вещами. Денег на
первое время я раздобуду. Тогда вы Машку спасете и мне несказанно поможете.
— Вы это серьезно? — опять растерялся он.
— Вполне, — ответила я, и на мгновение затеплилась
надежда, что мне удастся его убедить. Но она тут же испарилась, потому что он
заговорил:
— Вы что, с ума сошли? Это побег.., последствия.., она
всю жизнь будет…
— Все, все, я пошутила, появляются иногда странные
идеи. В клинику можно позвонить, договориться о встрече?
— Да, конечно. — Он торопливо достал из кармана
клочок бумаги с номером телефона. — Вот, пожалуйста.
— Спасибо. Завтра же позвоню.
Он неуверенно поднялся и шагнул к двери, кусая губу, вряд ли
замечая это.
— Мне можно иногда заходить сюда? Или звонить?
— Конечно-конечно, — заверила я.
Он кивнул и потянулся к двери, но рука вдруг замерла, он
медленно повернулся и посмотрел мне в глаза.
— Юля, я чего-то не знаю? Не понимаю?
Вот так вопрос, мать твою! Ни хрена ты не знаешь, а не
чего-то. И не понимаешь ни черта. А возьмись я объяснить, знать не захочешь. С
этим дерьмом ведь как-то жить надо.
— Вы отличный парень, Тони, — вздохнула я. —
А я.., я просто ревную. Наберемся терпения и попробуем все это пережить.
Вот за что я люблю слова: за ними можно спрятать что угодно.
Говори, говори, главное, чтобы складно, и суть уходит, раз — и ее уже нет.
Мне повезло, говорить долго не пришлось. Он кивнул и
удалился, а я, вздохнув с облегчением, выждав время, вышла в зал. Но радовалась
рано. Тони уже ушел, но еще один проповедник был на боевом посту, стоял за
стойкой и встретил меня укоризненным взглядом.
— Умеют же некоторые испортить себе жизнь, —
заявил он, а я насторожилась:
— Это ты о чем?
— О твоей глупости. Что ты дурака валяешь, орешь, точно
тебя черти за бока держат, а парень-то тебя любит.
— Сдурел совсем? Это Машкин парень.
— Машкин или нет, а любит тебя. Это я вижу так же ясно,
как то, что ты дура набитая.
— Тебе сегодня на башку ничего не падало? Тяжелое?
— Не падало. Валандаешься со всяким дерьмом и уже
поверить не можешь, что хороший человек в тебя влюбиться способен.
— Будешь допекать такой чепухой, уволюсь. Сам на своем
рояле играй и шлюх прекрасной музыкой воспитывай. Первые три урока дам
бесплатно.
— То, что у тебя язык как помело, мне хорошо известно.
Эх, сыграй «Таганку», что ли, на душе муторно, может, полегчает…
Девки «Таганке» очень обрадовались, любимыми песнями их
баловали только по большим праздникам, и я, конечно, расстаралась. Виссарион
рукой махнул и удалился в подсобку.
* * *
На следующий день я болталась по магазинам в надежде
избавиться от дурных мыслей. Не получилось. В смысле — избавиться. Утром я
звонила в клинику, но главный врач разговором меня не удостоил, выходило, что
Тони пользовался особыми привилегиями, наверняка с подачи Рахманова. Так как
Рахманов объявиться не спешил, мне о таких же оставалось лишь мечтать. И вдруг
Машка позвонила сама…
— Да, — буркнула я, когда высветился незнакомый
номер, и услышала:
— Юлька? Наконец-то. Что с твоим телефоном?
— В машине оставила, думала, потеряла.
— Вот в чем дело. — В голосе Машки слышалась
неуверенность. — А я у сестры мобильный выпросила. Много говорить не могу.
Как твои дела?
— Нормально. А твои?
