— Ну, что, познакомишься с тетей? — обратился он к
сыну. — Тетю зовут Юля, она приехала к нам в гости. Дай ей ручку. —
Малыш настороженно посмотрел на меня и отвернулся. Мы сидели в молчании, кровь
стучала в висках, и я боялась, что упаду в обморок. — Может быть,
воды? — спросил Рахманов, и в голосе его было столько самодовольства,
столько злобной радости, что я едва сдержалась, чтобы не вцепиться ему в горло.
Если бы не сын на его руках.., если бы…
Ребенок понемногу успокоился, и я смогла притронуться к
нему, а потом неловко взяла на руки, замирая от боли и счастья. Руки не
слушались, они успели забыть, что такое ребенок, я боялась оказаться неловкой и
по-прежнему не знала, что сказать. Смотрела на него и улыбалась, а он коснулся
пальчиками моих губ и вновь потянулся к отцу. Рахманов позвал няню, она пришла
и забрала сына.
— Пройдемся? — предложил он мне.
И мы пошли в глубь сада. Успевшие высохнуть плиты дорожки
напоминали мне надгробья, и от этого становилось не по себе.
— Не считай меня бесчувственным, — заговорил
Рахманов. — Мне тоже было нелегко сейчас. Тоже нелегко, — повторил
он. — Он к тебе привыкнет. Разумеется, ты не сможешь видеть его слишком
часто, и он не должен знать, кто ты. Тетя Юля, и все. Договорились?
— Я думаю, «теть» тут и без меня достаточно, — с
трудом расцепив челюсти, ответила я.
— Не питай иллюзий. Это мой сын. И я никогда не позволю
своему сыну жить с тобой. Что его ждет, скажи на милость? Убогая жизнь и тычки
от мамашиных любовников? У тебя кто-то есть? Наверняка есть, длительное
воздержание тебе не свойственно.
— Зачем ты это говоришь? — не выдержала я.
— Просто интересуюсь твоей жизнью. Говорят, ты
трудишься в доме престарелых? — Он усмехнулся. — Епитимью на себя
наложила? Ну-ну… Кому ты пытаешься заморочить голову, дорогая?
— Если не возражаешь, я поеду, — сказала я.
— Тебе незачем валять дурака и ходить за стариками за
копейки, — деловито продолжил Рахманов. — Еще в марте я открыл счет
на твое имя. Две тысячи долларов в месяц, вполне достаточно, я думаю.
— Не трудись. В деньгах я не нуждаюсь.
— Значит, все-таки успела найти кого-то? —
усмехнулся он. — Или снова спуталась с Ником? Вы с ним неплохая пара.
— Вы тоже, — отрезала я, повернулась и зашагала к
калитке. Он догнал меня.
— Подожди, — взгляд его шарил по моему лицу. Олег
все не решался что-то спросить, и я уже подумала, что так и не решится, но тут
он произнес:
— Скажи, ты.., ты любила меня? — Я покачала
головой, и он отступил на шаг, точно от удара, и голос теперь звучал
иначе. — Ты просто притворялась, ты использовала меня…
Я кивнула, и теперь моя душа наполнилась злобной радостью
при виде его боли.
— Дрянь! — сказал он. — Дрянь! Всегда ею
была, ею и сдохнешь!
— Желаешь поучаствовать? — засмеялась я. —
Становись в очередь.
Машина стояла возле калитки, я плюхнулась на сиденье, завела
мотор. В висках стучало, я знала, что в таком состоянии ехать не могу, но
оставаться здесь лишнюю минуту не хотела. Наверное, я была похожа на пьяную. На
посту ГАИ меня остановили, и инспектор долго разглядывал документы, косясь на
меня.
— Счастливого пути, — произнес он наконец,
возвращая мне «корочки», а я едва не рассмеялась, уж очень издевательски,
двусмысленно прозвучало его пожелание.
* * *
Каждую субботу Машка приглашала меня на обед. Бывая у них, я
ощущала странную неловкость — слишком много запретных тем. Иногда я ловила на
себе взгляд Антона, в нем была печаль и сочувствие, и это раздражало. Машка
садилась рядом, держала меня за руку, и мы подолгу молчали.
Жизнь ее была размеренной, она редко выходила из дома, ждала
Антона с работы, стряпала, наводила порядок в квартире, которая и так сияла
чистотой, вечерами они подолгу гуляли в соседнем парке. В конце июня Машка,
смущаясь, сказала мне:
— Мы решили пожениться, уже подали заявление.
— Хорошая новость, — кивнула я.
Она тоже кивнула и надолго замолчала, потом заговорила
вновь:
— Знаешь, мне иногда кажется, что все не взаправду. Что
вдруг подует ветер, и все исчезнет, как дым.
— К некоторым вещам надо привыкнуть.
— Да?
— Да. К нормальной жизни тоже.
— Я думаю, что скоро умру, — вздохнула она.
— Откуда такие мысли? — испугалась я. — Плохо
себя чувствуешь?
— Нет. Просто… Не обращай внимания. Мне часто снятся
странные сны. Что я снова маленькая, и рядом мама и брат. Совсем не такие, как
в жизни. Счастливые, веселые… Мама сказала, что там хорошо.
— А здесь тебе чем плохо? — нахмурилась я.
— Хорошо, — улыбнулась она. — Только кажется,
что это не взаправду. И я уже не знаю, когда сплю, а когда нет.
— Пройдет немного времени, и все наладится.
— Конечно, — согласилась она, но взгляд ее
потухших глаз говорил об обратном. — Ты видишься с отцом?
— Нет.
— Почему?
— Ты же знаешь, он во мне не нуждается.
— А если ты не права? Вдруг он ждет? Позвони ему.
— Хорошо.
— Сделай это для меня, — добавила она.
Я, признаться, удивилась. Машке ведь хорошо известны наши
отношения. Но отцу позвонила. Он мне не обрадовался, однако пригласил приехать,
и я поехала, сама не знаю, зачем.
Мои дела его не интересовали, и о своих он говорил сухо,
точно выполнял какие-то давным-давно данные кому-то обязательства. Его супруга
смотрела на меня с недоверием, то и дело одергивала сына, который пытался
выяснить у меня, почему я не живу с ними.
— Ты ведь папина дочь и моя сестра, — сказал он,
болтая ногой, чем еще больше нервировал мать.
— Юля уже большая и поэтому живет отдельно, —
объяснила она.
— Когда я вырасту, тоже буду жить один, —
отреагировал ребенок. — А еще каждый день буду ходить в бассейн и не стану
заниматься музыкой.
Через час я решила, что могу уйти, отца это откровенно
обрадовало.
— Звони, — сказал он на прощание. Я кивнула.
