Он лежал ни жив ни мертв от страха, старуха же просто стояла над ним, будто бы рассматривала. А потом вдруг резко зазвонил будильник, Парфенова подбросило на кровати, он энергично потер кулаками глаза и выяснил, что никакого полумрака и тем более мертвой старухи вокруг нет, уже давно утро, из кухни пахнет блинами, жена напевает какую-то попсу.
Сердце его колотилось, он залпом выпил три стакана воды, поел блинов и успокоился. К полудню наваждение развеялось.
— Все это глупости, — сказал Парфенов жене. — Если хочешь, переедем в отель на пару недель. Наймем бригаду рабочих, и они тут все поменяют. Квартира будет как новенькая.
— Не знаю… — вздохнула та. — Жалко как-то… Я уже привыкла… Сундук… И пианино.
— Тогда прекрати надо мной издеваться, мне вставать в семь! — рявкнул Парфенов, отворачиваясь к стене.
Парфеновой же не спалось. В ее ушах звучала не существовавшая в реальности музыка, тихая и прекрасная. Как будто кто-то играл на пианино. Она энергично потерла ладонями уши, потом села на кровати, потом встала и подошла к окну, посмотрела вниз, на пустой и темный двор. Музыка никуда не делась, продолжала звучать в ее голове.
«Не буду читать на ночь, мозг не успевает переключиться на сон и выкидывает коленца», — решила она.
Почему-то ей захотелось пойти в другую комнату и посмотреть на пианино. Из коридора веяло холодом, наверное, Парфенов-муж опять забыл закрыть балконную дверь. Парфенова шла на цыпочках, затаив дыхание, словно боялась — то ли кому-то помешать, то ли обозначить свое присутствие. Она чувствовала себя одновременно героиней фильма ужасов и впечатлительной идиоткой.
Парфенов-муж видел приятный сон, что-то о пляже, теплом море и белых кораблях, когда вдруг истошный животный крик ворвался в его голову, как скифский завоеватель. Парфенов подпрыгнул в кровати и чуть собственное сердце от страха не вытошнил. Жены рядом не было. Он вскочил, бросился в гостиную. Парфенова сидела на полу, лицо ее было бледным, а губы дрожали.
— Какого хрена… — начал было он, но жена трясущейся рукой показала на старое пианино.
— Под ним кровь, кровь! Я на ней поскользнулась… Целая лужа крови, огромная лужа… У меня все тапочки в крови.
В тот момент она выглядела умалишенной. Парфенов включил свет. Разумеется, никакой крови на полу не было. Он подошел к жене и отвесил ей хлесткую пощечину — где-то читал, что так надо успокаивать истериков. Та замолчала и перестала трястись. Посмотрела на него пустым взглядом и тихо сказала:
— Я знаю, ты думаешь, что я сошла с ума… Но она была. Клянусь тебе, была кровь.
— Тебе просто приснилось… Идем в постель.
Парфенову было так трудно на нее не злиться, но он справился. Даже изобразил участие. Приобнял за плечи, помог встать, повел в спальню.
Парфенова повисла на его руке, носом уткнулась в плечо, шла на ощупь. «Дура-баба», — мрачно думал он.
На пороге спальни Парфенов остановился. Знакомое чувство ужаса ледяной пятерней сжало его сердце. Он чудом удержал в горле рвущийся наружу вопль. Понимал, что если закричит, то жена впрямь сойдет с ума и уже не оправится.
В кровати кто-то был.
Кто-то лежал в их кровати, свернувшись калачиком и отвернувшись к стене.
По подушке разметались седые волосы.
Парфенов потянулся к выключателю, как к пистолету. Стукнул по нему кулаком, и комнату залил оранжевый электрический свет.
Показалось.
Конечно, показалось.
Никаких старух, пустая остывшая кровать. Но сон все равно ушел безвозвратно.
До утра супруги не спали. Молча сидели в кухне, пили чай с шоколадкой и боялись друг на друга смотреть. Парфенов-муж вдруг подумал о том, что надо развестись. Эта женщина так и не стала ему родной. Не получилось у них того волшебного теплообмена, который в идеале наступает после фазы страсти. Страсть была, да. Но ее сменила пустота — пустота и привычка.
Парфенова-жена сидела напротив и почему-то понимала, о чем он думает. Странно, но ее это не печалило. Ей вдруг вспомнилось, как накануне она шла по Арбату и остановилась возле уличного музыканта, саксофониста. Остановилась не потому, что хотела послушать музыку, а потому что он посмотрел на нее так… как обычно смотрят не на женщин вроде Парфеновой, а на девушек из рекламы бюстгальтеров вандер-бра. И она тогда тоже посмотрела на него так. И так они какое-то время стояли друг напротив друга, а потом Парфенова смутилась, кинула в кофр от саксофона сторублевую бумажку и торопливо ушла. А потом весь вечер перечитывала «Мадам Бовари», такое настроение было.
Уйдет от нее муж, так и ничего страшного. Все-таки не в чукотской деревне, а в Москве живут, которая мужиками на любой вкус полнится. Вот только непонятно, как квартиру делить.
Когда окончательно рассвело, супруги немного успокоились и даже вполне мирно позавтракали оладушками. Они уже допивали чай, когда в дверь позвонили.
На пороге стояла незнакомая женщина.
— А вы кто? — спросила она Парфеновых.
— Мы здесь живем. Это вы кто? — возмутился Парфенов-муж.
— Да, мне соседи позвонили… Сказали, что сюда люди въехали… Но вообще, это какое-то недоразумение. Это моя квартира.
— Женщина, вы с ума сошли! — выпятив полную грудь, надвинулась на нее Парфенова-жена. — Мы эту квартиру купили, у нас и документы есть! И юрист их смотрел, так-то!
— Документы… — Женщина выглядела скорее растерянной, чем агрессивной. — Очень странно… Тут моя мама жила… Евгения Петровна Миллер. Ее убили месяц назад.
— Убили? — У Парфенова пересохли губы.
Он смотрел на женщину и не понимал, почему бы не взять и не захлопнуть перед ее носом дверь. Но почему-то не мог. Что-то ему мешало.
— Да, это ужасно, — вздохнула та. — Мама музыкантом была, играла в оркестре… А когда вышла на пенсию, стала преподавать. У нее пианино стояло, и к ней постоянно ходили ученики… Вот один и… застрелил ее. — Последние слова дались ей с трудом. — Там, на стене, осталось пятно… Наверное, думал, что раз она в хорошем доме живет, то и деньги у нее водятся.
— Застрелил… — прошептала Парфенова.
— Ну да… В гостиной… Кровь по всему полу была… Мама к восьмидесяти совсем сгорбилась, крошечной бабулькой была… Даже странно, что в ней оказалось столько крови… И потом я пыталась тут жить… Но не смогла… Мне все время казалось, что она здесь, рядом… Не в хорошем смысле, — женщина нервно хихикнула, — не так, как люди ощущают присутствие любимого умершего…
— Она играла на пианино, — мрачно подсказала Парфенова. — И вы слышали ее запах.
— Ну да, — удивленно согласилась женщина. — И мне начали сниться кошмары. Я вернулась к себе… А потом мне позвонили соседи и сказали, что в нашей квартире живут какие-то люди. И я решила проверить сама. Вы говорите, есть бумаги?
