Брюнетка не смутилась.
«Ну, могу я заплатить», – сказала она.
Мужчина оживился – толи его возбудила перспектива заполучить халявный обед, то ли обрадовала заинтересованность немеркантильной женщины. Он сел за ее столик. Они весело начали знакомиться, а когда я уходила, уже вовсю дружили.
Так и не поняла, что это было… мотив женщины. Голод? Отчаяние? Он ей кого-то напомнил? Просто такая нетерпимость к одиночеству, что для борьбы с ним сгодится любой производитель слов?
Ну а мне – сами знаете – только повод дай для экзистенциальной грусти.
5 июня
Ластилась, спрашивала – как здоровье, дела,
Почему не звонишь – из гербария, из-за стекла.
Знаешь, а я все та же… почти скала,
Поросшая мхом и обветренною травою…
Вчера под утро снилось, что я умерла,
А в полдень проснулась – нехотя, но живою.
(Правда, устала, словно и не спала.)
Жизнь чаще радует. Ветер в ушах, долги,
На языке – медовый аккорд нуги,
В подругах все реже золушки, чаще – яги,
Путь мой довольно скучен, хотя и долог.
Вторники бешеные, бешеные четверги,
В пятницу вечером – сорок минут психолог.
Я к нему иногда захожу промывать мозги.
Рио на пальцах, под кожей – вечная мерзлота,
Некогда томный изгиб усталого рта,
Пахнет и пеплом, и мускусом нагота.
Была у врача – недоброй красивой женщины,
Говорю ей: похоже, беременна. А она: ни черта.
Начинаю идти, наконец отдаюсь движению
И возвращаюсь домой, привычно пуста.
Слышала, у тебя собаки. А у меня – нет собак.
Зато я курю гашиш и курю табак,
Добавляю в некрепкий кофе дрянной коньяк,
И суббота летит в никуда, летит вверх тормашками.
На горизонте, как сахар, тает в пыли Судак.
Август дождливый бежит по спине мурашками,
А в остальном у меня все – опять никак.
Ты иногда звони, ты говори мне слова,
Я буду их слушать и чувствовать, что жива,
Буду смеяться в ладонь и всплакну в рукава.
Будем болтать с тобой вечнозелеными буддами —
В идиллии воображаемого родства.
А за окном – такси, каблуками, простудами,
С боку на бок переворачивается Москва.
К сожалению, я в этом городе на века,
Впереди нет дороги, а за спиной – рюкзака,
Люди вспархивают, засыпают, их жизнь коротка.
Я же стою и стою первозданным воином —
В центре недосягаемого ледника —
Вечным, непотопляемым и неуспокоенным.
…И за тобою подглядываю.
Исподтишка.
8 июня
Водевильная ситуация – она добыла мой номер по телефону и хладнокровно, в дружелюбной интонации, пригласила меня поужинать. Оля, жена Олега. Так бывает только в предсказуемом кино, ну и в моей, словно написанной по его дурацким канонам, жизни.
Были у меня подозрения, что она обо всем знает. Женщины делятся на тех, кто не прочь пошарить в мобильнике партнера на предмет поиска криминальных SMS, и на тех, кто будет чувствовать себя униженным, незаконно ступив на чужое игровое поле. Первых существенно больше.
Чувство чужой территории – это либо редкий дар, врожденное благородство, результат самовоспитания и годами укрощаемого эго. Странно прозвучит, но мало кто из нас умеет воспринимать родных отдельными людьми. Мы словно стремимся поглотить того, кого любим, сделать их своей частью, стать многоруким Шивой-разрушителем за счет их тел. Родители удивляются, когда обнаруживают, что у их ребенка есть мнение – не трогательная придурь, не подростковая прихоть, а именно мнение, обоснованное, приперченное аргументами. Помню, как однажды в пылу ссоры мама воскликнула: «Ну почему ты просто не можешь быть такой, как я!»
Мы обижаемся на любимых, если те признаются, что постоянная близость их душит, что свои, никем не завоеванные земли – это не признак отчужденности. Лет десять назад я еще верила, что могу ужиться с мужчиной и периодически с энтузиазмом начинала играть в репетицию семьи. С очередным любовником мы снимали общую квартиру, начинали вить гнездо, иногда даже представлялись женой и мужем. Что-то там планировали на тему «А вот когда ты будешь вредной артритной бабкой с седым ирокезом и парочкой черных котов, а я – дедком, единственным фаллическим элементом жизни которого станет клюка с суровым бронзовым набалдашником-черепушкой, вот тогда мы всем им покажем, вот тогда мы всем им зададим». Так дети планируют стать космонавтами и балеринами и сами верят, что так и случится, а взрослые смотрят на них не без грусти, потому что точно знают, что на самом деле те станут какими-нибудь бухгалтерами и клерками. Но мы пытались верить в хорошее – мы приезжали в ИКЕЮ и покупали вазочки, скатерти, тумбочки. Но почти всегда наши планы разбивались о мое чувство территории. Хотя по моим наблюдениям, обычно в парах случается наоборот. Мужчина охраняет таинственный лес (возможность бродить по городу в одиночку пятничными вечерами, отгородившись наушниками от московской какофонии; выходные на Ахтубе в мужской компании; подзамочные записи в блоге – да-да, звучит смешно, но одна моя приятельница и правда бросила бойфренда из-за того, что он не дал прочитать ей свой жж от корки до корки; спортбары, да все, что угодно), а женщина пытается то с одной, то с другой стороны ворваться в него с факелом и вилами.
Но вот лично мне необходимо пространство. Чтобы в квартире было помещение, пусть два на три метра, в котором я могу закрыться совсем одна, поджечь ароматическую палочку, покурить, выпить чаю, подумать о своем. Я люблю гулять по бульварам с блокнотом, иногда ненадолго останавливаться и записывать мысли. Половина моих лучших текстов родилась именно во время подобных прогулок. Если меня будет сопровождать мужчина, уйти в свое бессознательное, как рыба на илистое дно, уже не получится. Я ненавижу, когда в экран моего ноута пытаются заглянуть через плечо, – это неприятно почти на физическом уровне. И ванну я принимаю два с половиной часа. И хожу в медитационный клуб утром по воскресеньям. Все это такая малость, такой крошечный кусочек моего времени. Но большинству тех, с кем я пыталась делить жилье, это казалось недопустимой роскошью. Наглостью. Проявлением неуважения.
Был в моей жизни и товарищ, не брезгующий чтением чужих SMS. Звали его Петр, и он был художником – казалось бы, человек с профессионально тонкой душевной организацией. Впервые я застала его с моим мобильником в руках, когда мы только съехались, – он как-то выкрутился. Сочинил, что ему срочно понадобился компас, у него самого – простенькая нокиа, у меня же – смартфон с соответствующей программой. Я ему поверила. Потом была еще история – мне позвонила подруга и сказала, что мою страничку на фейсбуке, похоже, взломали, потому что от моего имени друзьям приходят странные комментарии. Взглянув на текст, я поняла, что авторство принадлежит Пете – каким-то образом он заполучил мой пароль, просмотрел мои контакты и переписку, а потом забыл просто перелогиниться. В тот раз ему тоже удалось отвертеться – тараща на меня огромные голубые глаза, он уверял, что в его коммуникаторе села батарейка и он решил просмотреть свою ленту через мой компьютер. И я тоже ему поверила.
