«Ты же знаешь, от стабильности я хирею» — любимая ее фраза.
— Или наследничек? — почему-то обрадовалась тетка. — Да там нечего и наследовать-то, дом почти развалился. За ним не смотрел никто, все разворовали, окна повыбивали… Прошлой зимой упала стена в сарае, огород зарос… Хотя я собиралась посадить там картошку, все равно стоит бесхозный.
— Да нет, я не наследник, — поспешил Марк успокоить алчную соседку. — Я человека одного ищу. Девушку.
— Рыжую? — деловито спросила женщина.
Марк нашарил в кармане петровки упаковку бумажных платков, вынул один и обтер вдруг вспотевший лоб.
— Да вы сядьте, вон как умаялись, — предложила баба, поняв, что на ее желание самовольно захватить чужой огород приезжий никак не реагирует. — Меня Марьей Петровной зовут. Можно просто Маша. Тоню Клюквину я с детства знала, и рыжую вашу видела. Она ко мне заходила, даже купила молока. Вам, кстати, не надо?
— Можно, — машинально согласился Марк, чем окончательно завоевал расположение хозяйки.
Они присели на узкую лавочку, прибитую прямо к стене дома.
— Ее Верой звали, рыжую девушку, — тихо сказал Марк. И сам содрогнулся — оттого, что вдруг заговорил о ней в прошедшем времени.
— Может, и Вера, — согласилась Марья Петровна, — не помню. Она у меня недолго была. Я ей дом открыла, показала все. Она выпила молока, забрала ключи и уехала. Ей надо было успеть в Ярославль, к нотариусу.
— Уехала? А… Она пошла на станцию?
— Ну да, здесь недалеко. Часа полтора идти. Как раз успевала на двухчасовой поезд. Но больше я ее не видела.
— Вот и я тоже, — вздохнул Марк. — А вы не знаете, к какому именно нотариусу она отправилась?
— Откуда мне знать, — поджала губы женщина. — Она мне не докладывалась… А что, с ней случилось что-то? — Пустые серые глаза сверкнули мимолетным интересом.
— Вера оставила записку, — Марк и сам не знал, зачем отчитывается перед совершенно чужим человеком, — что уехала к друзьям, в Индию. И не позвонила, не забрала своих вещей…
— А ведь она собиралась замуж, — вдруг сообщила Марья Петровна.
— Что?
— Да, так и сказала. Мол, у нее мужик есть, порядочный. Он еще не предлагал, но все к тому идет. Так, выходит, ты и есть тот порядочный?
— Я… наверное. — У Марка пересохло в горле. — А Вера… то есть… Вы ведь покажете мне тропинку к станции? Слушайте, а это правда, что у вас здесь пропадают люди?
Женщина отреагировала неожиданно — резко поднялась со скамьи и в лучших манерах боевитой рыночной торговки уперла руки в бока, не обращая внимания, что на синих тренировочных штанах остаются белые следы подсохшего теста. И голос, которым она заговорила, стал другим — визгливым, склочным:
— Теперь понятно, кто ты такой. Запудрил мне тут мозги, Тоньку приплел… Про рыжую небось наугад сказал? Вернее, я ж сама и сказала, ты только поддакнул. Из-за таких, как ты, мы и теряем деньги! Вам-то, городским, понятное дело, насрать, у вас-то денег куры не клюют… А ну, убирайся отсюда!
Лицо тетки исказила ярость, по полным щекам пошли свекольные пятна гневного румянца. Женщина схватила Марка за плечо и дернула вверх, так что он чуть не упал на землю вместе с прогнившей лавочкой.
— Убирайся, кому сказано!
Побелевшие суставы коротких сильных пальцев, побелевшие от злости глаза. Просто не женщина, а какой-то оборотень! Колдунья из пряничного домика, которая в одно мгновение из златовласой феи с певучим голосом и ямочками на щеках превращается в крючконосую старуху с острыми клыками и загнутыми, как у хищной птицы, желтыми когтями…
Марк успокаивающе поднял вверх ладони.
— Постойте, постойте, что я такого сказал? Я просто статью прочитал в газете. Вы сами подумайте: у меня пропала девушка. Я думал, что она меня бросила, а тут вдруг увидел статью…
Марья Петровна недоверчиво посмотрела на него, а потом вынула из кармана передника скомканный листик, и Марк сразу узнал тот самый понедельничный номер газеты «Слухи и сплетни», который неожиданно смутил его покой.
— В этой газете? — мрачно поинтересовалась тетка, сунув ему в лицо истрепанную страничку.
— Да, — кивнул Марк. И неизвестно зачем пояснил: — Я случайно на нее наткнулся, у стоматолога…
Марья Петровна успокоилась так же быстро, как за пять минут до того почти превратилась в пожираемого яростью оборотня. Она присела на лавочку и, вздохнув, уставилась вдаль.
— Корреспондент этой паршивой газетенки ко мне приходил, — сказала, помолчав. — Справки наводил, вынюхивал. Я-то, наивная душа, к нему по-доброму отнеслась. Еще и рада была поболтать, отдохнуть от дел. Он Савелием назвался. Совсем мальчишка, тощий такой, бледненький, в очочках, сутулится, а все туда же… Я его даже пожалела — вот, думаю, какой убогий. Блинами угостила. Откуда мне было знать, что он такую подлость выкинет… Мне уже двое моих дачников позвонили, сказали, что не приедут. Журналюгам бы только слухи пустые распустить, а нам страдай!
Марк сочувственно вздохнул и, пальцем выбив из пачки темную сигариллу, закурил.
— У нас тут знаете какие места? Заповедные! Река — красота! Черника, грибы — все экологически чистое. Утром выйдешь — тишина, на траве роса, а если дождик прошел — в небе радуга. Вот какие места! Прошлым летом москвичи дрались, чтобы комнатку у меня снять, на все лето детей своих засылали. А сейчас боятся, видите ли. Как маленькие, честное слово!
— Значит, все, что написано, неправда? — осторожно поинтересовался Марк. — Ни убийства здесь не было, ни сорока человек, что ушли в лес навсегда?
— Глупости! — фыркнула Марья Петровна. — Убийство было, никто не спорит. Федька Губкин перепил и грохнул жену свою. Таньку. Подруга моя была, между прочим, знали друг друга с пеленок. — Глаза тетки увлажнились. — И я ей всегда говорила, что надо держаться подальше от алкаша. А тот напился и порешил Таньку. Да еще так страшно — топором.
— А сорок человек? — немного разочарованно спросил Марк.
Черт его знает, на что он рассчитывал. Может быть, почти исчезнувшая тень Вериного следа подзадорила его фантазию, а может быть, все дело было лишь в самом страшном из человеческих чувств — оскорбленном самолюбии, и он предпочел бы узнать, что Вера пропала без вести при странных обстоятельствах, а не банально бросила его.
— Да какие там сорок человек, тьфу на вас! — Марья Петровна и правда смачно сплюнула себе под ноги. — В прошлом году лесник наш, Борька, заблудился и сгинул. Вот его и не нашли. Но тот сердечник был, пять инфарктов, на ладан дышал. Все-таки семьдесят лет! Ему врач велел — носа за ворота не высовывать. Сказал: физическая нагрузка в разумных пределах, десять шагов вправо, десять влево. А Борис на весь день уходил, за десятки километров, иногда с палаткой. Вот и нарвался. Искали, конечно. Но там такие глухие чащи — все без толку. Уже и косточки, наверное, сгнили. — Баба вытерла глаза краешком ветхого передника.
