Он был атеистом, материалистом и скептиком. Если и задумывался о смерти, то с непременной байронической меланхолией. Не то чтобы Марк цинично отрицал Вечность, а просто, наверное, не мог сопоставить с нею свое существо. Над людьми же «тонкой душевной организации», смотревшими передачу «Битва экстрасенсов», гадавшими на картах, искавшими в своих снах какие-то намеки и знаки, с придыханием говорившими о полтергейсте и НЛО, посмеивался, считая, что в детстве они не доиграли в волшебников.
И вдруг — сам словно оказался в центре мистического кино. Все это было бы похоже на сложносочиненный высокобюджетный розыгрыш, если бы не было так страшно, и чем дальше он вникал в происходящее, тем более странно себя чувствовал. Как будто мир перевернулся.
— Почему ты так странно смотришь на меня, Марк? — прервала его размышления Ангелина.
— Я… я, наверное, должен все-таки сказать тебе.
— Что-то случилось? — нахмурилась женщина.
— Нет. То есть да… В общем, я тоже ее видел.
Темные глаза собеседницы удивленно округлились.
— Кого — ее?
— Ту девушку. Женщину. Не знаю уж, сколько ей лет. Трудно понять, ведь она… мертвая.
Ангелина вскочила на ноги, едва не опрокинув и чашку, и кресло. Выкрикнула разозленно:
— Я, между прочим, не шучу!
— Мне не до шуток, — вздохнул Марк. — Надо было сказать тебе раньше… Но я боялся, что ты сочтешь меня сумасшедшим. Да, я тоже видел ее, в ту же самую ночь. Мне не спалось, я выходил на крыльцо, и она там стояла. А потом я словно уснул. Не помню больше ничего. Может быть, как и ты, отключился от страха, хотя на сентиментальную барышню вроде не похож. Кстати, вот, прочитай.
Газетная вырезка, аккуратно сложенная, давно лежала в заднем кармане его джинсов. Марк знал статью наизусть. Ангелина с удивлением приняла из его рук листок.
— Желтая газета? — Красивые брови художницы поползли вверх. — Марк, ты вообще за кого меня держишь?
— Ты читай, читай…
Ангелина читала медленно, как первоклашка. То ли раздумывала над каждым словом, то ли боялась добраться до финала.
— Знаешь, я ведь не просто так сюда приехал. Но я не какой-нибудь там… городской псих, ищущий великого смысла. — Марк нервно усмехнулся. — У меня невеста пропала.
Ангелина отреагировала на его последние слова, как, должно быть, отреагировала бы на ее месте любая женщина. Кроме, конечно, Веры, которая считала ревность одним из высших проявлений пошлости.
— У тебя есть невеста?
Ее требовательный тон и как будто бы испуганное выражение лица даже немного рассмешили Марка. «Неужели я все-таки не так уж ей безразличен?» — подумал он.
— Была невеста. Давно. Пять лет назад. Вера получила в наследство старенький дом, здесь, в Верхнем Логе, поехала посмотреть, за сколько его можно продать, да так и не вернулась. А я, дурак, решил, что меня бросила.
— И ты даже не пытался искать ее? Хорош жених, — криво усмехнулась Ангелина.
— Ты не понимаешь, — покачал головой Марк. — Просто она была… ветреная. Это к ней и влекло. Вера была как сквозняк. Сразу предупредила меня, что ни с кем у нее ничего серьезного не складывалось, что, скорее всего, однажды она уйдет из моей жизни по-английски и чтобы я заранее был к такому готов и воспринимал ее как попутчика.
— Романтично.
— Я и считал, что она сбежала. Но вспоминал о ней. Если честно, все пять лет. Зацепила она меня чем-то… И вот когда мне случайно попалась на глаза эта статья, я не знал, что думать. А потом решил приехать сюда, чтобы разобраться на месте.
— А журналисту ты не пробовал позвонить? — подумав немного, спросила Ангелина.
— Знаешь, я бы все равно не усидел в городе. Хотел сначала поговорить со здешним народом, а уже потом…
— Так может быть, позвоним ему завтра? Имя автора есть, название газеты — тоже. Телефон узнать нетрудно, мой мобильный подключен к Интернету. Только вот…
— Что? — встрепенулся Марк.
— Да одно с другим не очень складывается, — задумчиво протянула женщина.
— А именно?
— В статье написано, что здесь произошло несколько кровавых убийств, люди какие-то исчезали, а улик толком и не нашли… Кстати, припоминаю, болтают в деревне разное. Будто бы женщину пьянчужка-муж изрубил топором. Лесник как-то странно пропал. И молодежь какая-то… Думаешь, тут замешаны они? Мертвые?
— Ну, не знаю… Мне вообще странно, что мы об этом говорим, — нервно усмехнулся Марк. — Чувствую себя немного сумасшедшим.
— И все-таки?
— Черт, наверное, я не исключаю такую возможность.
— Но тогда почему мы с тобою целы? Почему они не тронули мою дочь? Даша несколько дней подряд говорила, что видела мертвых. Но ведь… осталась жива. Дочка уехала в Москву, я разговаривала с мамой. И мы… Почему они не тронули нас?
— Понятия не имею, — вынужден был ответить Марк. — Постои, давай по порядку… Кто тебе рассказал сплетни о леснике, о пьянчужке-убийце?
— Да есть тут одна, — поморщилась Ангелина, — Ефросиньей зовут. Ее дурочкой все считают, блаженной. Живет отшельницей, но иногда выходит из дома и начинает нести ересь всякую… Вот и меня у продуктовой палатки подкараулила.
— Так, может быть, заглянем на чай к этой Ефросинье? Прямо сейчас?
Ангелина с сомнением посмотрела на старенькие настенные часы.
— Половина десятого уже.
— Самое то. Возьмем коробку зефира, поболтаем с ней.
— Ну, не знаю… Старики рано ложатся.
— А давай посмотрим, горит ли у нее свет. Если горит, пойдем.
Ангелина согласилась.
Глава 13
1996 год. Москва.
Девушка с брошью-подсолнухом
Первой ее заметил он, Лопата. Вышел из машины, потянулся, хрустнув суставами, и нарочито вальяжной походкой самоназванного хозяина жизни направился к ларьку. Их компания уже почти подъехала к МКАД, когда ребятам показалось, что пива не хватает, Лопата, то есть Коля Лопатин, был младшим, вот его и отправили.
Парень провел ладонью по отросшему ежику пшеничных волос и усмехнулся, заметив, как какая-то женщина с коляской, побледнев, поспешила перейти на другую сторону улицы. Его характерная внешность не оставляла пространства для воображения. Нагромождение литых мышц под черной кожаной курткой, низкий лоб и квадратный подбородок, слегка выдающийся вперед, как у питбуля, сразу выдавали братка.
Николай питбулем и был: сильным, послушным, безжалостным, равнодушным к крови, готовым до смерти не разжимать мощных челюстей. Всего три месяца в бригаде, а за ним уже тянулся шлейф легенд, приукрашенным елочной мишурой кровавых подробностей. Ему прочили большое будущее — если, конечно, не брать в расчет, что таким, как Коля Лопатин, в девяностые годы будущее светило редко. Поэтому и жили подобные ему так — не оглядываясь, не сомневаясь, на полную катушку.
