– Все-таки ты свинья, – посетовал он. – Я
тебе стихи, а ты мне что в ответ: «Ни малейшего желания», – передразнил
он.
– Всегда готова, – подняв руку в пионерском
приветствии, ответила я, подумав при этом, что моя жизнь без Ника показалась бы
мне не в пример приятнее.
Хотя… эту мысль додумывать я не стала, потому что выходило:
в моей нелепой жизни перевернуто все с ног на голову, если я считаю Ника едва
ли не близким человеком. Близкий враг. Надо поскорее напиться, подобные мысли
до добра не доводят.
Возле моего дома Ник притормозил, но со мной не пошел, чему
я порадовалась. Деньги, полученные за дом, лежали на кухне в духовке, лучшего
места я им не нашла. Сунув пакет с деньгами в сумку, я заспешила к своему
другу. По дороге к ресторану он вернулся к Шекспиру. Чтобы внести свою лепту, я
прочитала сонет «Твои глаза на звезды не похожи», но не угодила ему.
– Выбор твой настораживает. Я всегда подозревал, что ты
лесбиянка. Одна твоя ненормальная любовь к Машке чего стоит.
– Ты придираешься, – миролюбиво ответила я. –
Так как сегодня тебя постигло разочарование и ты немного не в духе, я не стану
принимать твои слова близко к сердцу.
Ник хмыкнул и наконец замолчал. Но ненадолго. В ресторане
после первой рюмки он задумался, после второй стал цепляться ко мне:
– Ты знала, дрянь эдакая, ты знала…
– О чем? – без интереса спросила я.
– О Морячке, об этих паспортах. Конечно, знала. Нарочно
мне его подсунула. А я, как распоследний…
– Обидно, что ты сомневаешься в моих честных
намерениях, – скривилась я. – Я, может, не столь интеллигентна и не
такой любитель стихов, как некоторые, зато помню, кому обязана жизнью.
Ник уставился на меня, против обыкновения он смотрел
серьезно, без издевки и желания покривляться.
– Хорошо, если так, – кивнул он, а я решила, что
момент подходящий, достала из сумки пакет и придвинула к нему.
– Что это? – вроде бы удивился он.
– Деньги, – пожала я плечами. – Правда,
только половина. Но это лучше, чем ничего.
Ник отреагировал странно. Бледное до жути лицо его вдруг
вспыхнуло, ноздри тонкого носа раздулись, и он рявкнул:
– Дура!
– Ага, – не стала я спорить. Он налил водки в
большой бокал, залпом выпил и уставился в пространство. – Эй, –
позвала я. – Я думала, ты обрадуешься. Твоя скорбь была так велика, что я…
– Ни хрена ты не понимаешь, – перебил он.
– Возможно, – пожала я плечами. – Так ты
скорбел или нет?
– Дура, – повторил он. – Мне на хрен не нужны
эти деньги. Поняла?
– Не очень.
Он махнул рукой и стал вливать в себя водку в устрашающем
количестве. В этом заведении Ника хорошо знали, официанты уже томились,
посетители старались не смотреть в нашу сторону, самые разумные вообще
поспешили удалиться. Я прикидывала, когда Ник наберется до такой степени, что
начнет цепляться к гражданам и непременно устроит драку. Но он внес коррективы
в привычный сценарий.
– Идем отсюда, – буркнул зло и пошел к выходу.
Я подозвала официанта, который мгновенно воспрял духом,
расплатилась и избежала догонять Ника, сунув в сумку деньги, которые он так и
не удосужился забрать. К моему удивлению, он прошел мимо своей машины и скрылся
в темноте соседнего парка.
– Ники-бой, – позвала я. – У меня две
перспективы: либо разбить себе нос, споткнувшись в темноте, догоняя тебя, либо
нарваться на хулиганов, и обе мне не нравятся. Одинокая девушка в парке ночью
выглядит странно, особенно с мешком баксов под мышкой.
Но он не обращал внимания на мои слова и лишь ускорил шаги,
я тоже ускорилась, и теперь со стороны мы являли собой вполне привычную
картину, подвыпивший мужик несется куда-то в ночь, а дражайшая половина
поспешает следом, опасаясь подойти ближе, чтобы не схлопотать по морде, но и не
отстает, дабы с благоверным чего худого не приключилось. Как известно, здравого
смысла у женщин не в пример больше. Редкие прохожие могли по достоинству
оценить эту картину. Нику, похоже, было все равно. Миновав парк, мы оказались
на набережной. В свете фонарей вода в реке завораживающе мерцала, над
противоположным берегом застыла луна, облака, проплывая мимо, то закрывали ее,
то она вновь являлась во всем блеске, но в свете фонарей звезд видно не было, и
это почему-то огорчало меня больше всего.
По набережной бродили парочки в обнимку, и Нику стало
завидно, только этому обстоятельству я могу приписать тот факт, что он
притормозил, поджидая меня, а когда я подошла, позволил ухватиться за его руку.
Взглянув на его физиономию, я призадумалась. Ник выглядел трезвым, а еще
печальным. Это меня беспокоило: из-за количества выпитого быть трезвым он никак
не мог, а грустный Ник – это вообще из области фантастики, если он не
кривляется, разумеется. Но сейчас он точно не кривлялся.
– Тебя обуревают романтические чувства? – проявила
я любопытство.
– Как ты догадалась? – съязвил он.
– Не припомню случая, чтобы тебе взбрело в голову
прогуляться по набережной.
– Все когда-нибудь бывает в первый раз, – пожал
Ник плечами.
Далее мы шествовали молча. Набережная закончилась, я думала,
что наша прогулка тоже на этом закончится, но Ник начал спуск к реке по
лестнице. На берегу было темно и тихо, казалось, город где-то очень далеко. Ник
устроился на зеленой травке, обхватил колени руками и, задрав голову, смотрел в
небо. Я устроилась рядом и, желая создать иллюзию полного взаимопонимания,
положила голову на его плечо, Ник молчал, и я начала дремать, успокоенная
тишиной и плеском воды.
– Может, еще стихи почитаем? – предложила я,
боясь, что и вправду усну.
– Сейчас в зубы дам, – предупредил Ник.
– Да ладно, просто я подумала, если уж у тебя такое
настроение…
– На хрена ты дом продала? – задал он вопрос через
минуту.
– Чтобы вернуть тебе часть долга. Меня мучила совесть.
– Рахманову это вряд ли понравится.
– Переживет. Дом мой, по крайней мере, он раз сто
говорил мне это. Может, не сто, но пару раз было. Так что…
– А может, все проще? – поворачиваясь и заглядывая
мне в глаза, спросил Ник. – Просто ты готовишься смыться и дом тебе без
надобности?
– Он мне по любому без надобности. А если бы я
готовилась смыться, деньги и самой бы пригодились.
