– Ага. Так вот, вдруг твой Рахманов решил, что ты для
него неподходящая пара?
– Вот уж новость, – усмехнулась я. – Решил и
решил, черт с ним. И баб у него всегда было, как грязи. Правда, выбор его
слегка удивляет, он не боится перейти дружку дорогу?
– Вот у него и спроси при случае. Поговаривают, что о
близкой свадьбе с Долгих теперь и речи нет.
– Что так?
– Они придерживаются разных идеологий, трахаться это не
мешает, а вот все остальное…
– А с Рахмановым они, выходит, соратники?
Ник хихикнул:
– Да уж, один другого стоит. Бог с ними, с
небожителями. Нам бы документики найти. Долгих на днях устроил мне разнос, кстати,
к тебе рекомендовал присмотреться. Сомнения у него есть, что твой Француз
ничегошеньки тебе не сказал.
– Он-то сам откровенничает со своей подружкой?
Ник опять хихикнул:
– Это было бы забавно. Может, и брякнул что сдуру, не
зря же между ними черная кошка пробежала. Интеллигенты поболтать-то любят,
правда, за Долгих я такого раньше не замечал. Определенно, последнее время они
видятся нечасто, она то и дело уезжает в Москву, в общем, роман близок к
закату, и нашего небожителя это очень печалит. Я вот что подумал: может, твой
Рахманов ее окучивает с целью вразумить, вернись, он все простит?
– Что такого она успела натворить?
– Говорю тебе, с этими идейными одна морока.
Какая-нибудь болтливая сволочь шепнула, чем наш небожитель зарабатывает свои
миллионы, тетка дала задний ход, потому как дура, и оба теперь страдают. Он от
любви, она, должно быть, от глупости. Ум с сердцем не в ладу. Как только мамаша
героини отбросит копыта, деточка улетит, и все: абзац роману. Наверное, оба уже
это поняли. Если бы кто спросил мое мнение, я бы сказал: оно и к лучшему, да
кто ж меня спрашивать-то будет?
Ник допил коньяк и весело посмотрел на меня.
– Ну, что? Осчастливишь папу?
– Перебьешься. Рахманов хотел приехать, – добавила
я, видя, как зрачки его глаз сузились, сделав его похожим на кошку. Очень
опасную кошку.
– Не везет. А я-то думал, оторвемся, если уж ты сама
решила мне позвонить. Ладно, пока. Ублажай своего Рахманова. – Он
поднялся, бросил деньги на стол и, прихватив куртку, покинул кафе.
Мы встретились с ней недели через три, уже в конце зимы. На
этот раз случайно. Я проезжала мимо торгового центра и увидела, как она
спускается по ступенькам. Остановила машину и пошла ей навстречу. Она то ли не
видела меня, то ли не хотела замечать, но едва не прошла мимо.
– Елена Сергеевна, – окликнула я.
Она остановилась и ждала, когда я подойду ближе. Лицо ее
осунулось, она выглядела измученной, даже больной.
– Здравствуйте, – сказала отрывисто и нахмурилась,
как будто была недовольна, что встретила меня.
Я стояла, загораживая ей дорогу, пытаясь понять, зачем
вообще вышла из машины, и вдруг сказала:
– Вы плохо выглядите.
– Я похоронила маму, – ответила она.
– Сочувствую.
– Спасибо. – Она пожала плечами и сделала шаг.
Я хотела проститься и уйти, но, странное дело, не могла
сдвинуться с места, стояла и смотрела на нее.
– Вы уедете? – спросила тихо.
– Да. Завтра.
– Это хорошо, – кивнула я.
– Для кого? – Теперь ее голос звучал вызывающе
резко.
– Для вас в первую очередь. Вы неосторожны.
– Вот как? – Она улыбнулась в свойственной ей
манере, уголками губ. – Вы были правы, Юля. В этом городе люди боятся
сказать лишнее слово. Но материала на статью мне хватит. Надеюсь, после того
как ее опубликуют, ситуация изменится. И я, и мой друг в этом уверены.
– Я бы не стала на это особенно рассчитывать. И скажите
вашему честнейшему человеку, чтобы не очень суетился, иначе в скором времени
окажется где-нибудь в Тмутаракани на весьма незавидной должности.
– Я думаю, он знает об этом.
– Надо же, – усмехнулась я, но тут же добавила: –
Извините. Она молча кивнула и опять сделала шаг.
– Эта ваша статья… – торопливо сказала я. – Вы
рассчитываете…
– Я рассчитываю привлечь внимание к тому, что здесь
происходит. К сожалению, у меня по-прежнему нет доказательств.
– Вы что, его в тюрьму посадить мечтаете? – хмуро
спросила я.
– Вряд ли это получится. Хотя я согласна с теми, кто
считает: преступник должен сидеть в тюрьме.
– Вы в самом деле этого хотите?
– Зачем вы задаете эти вопросы? – разозлилась она.
– Да или нет? – не отставала я, и вновь холодок
прошел по спине, и в то мгновение я уже поняла, что все решила.
– Да, – резко ответила она, и в этом коротком и
резком «да» не было и тени сомнения.
– Хорошо, – выдохнула я и почувствовала
облегчение.
У меня теперь тоже не было сомнений, я ей верила. Иногда
очень трудно объяснить, почему и как вдруг приходит решение. Выиграем мы или
проиграем, уже неважно, главное было другое: я ей верила. И меня не
останавливала ни ее неосторожность, ни тем более возможные последствия.
«Наверное, проиграем, – спокойно подумала я. Но попробовать стоит.
Бутерброд падает маслом вниз. Закон Мерфи. Ну и хрен с ним, кто ж будет есть
бутерброд с пола, как бы он там ни падал?»
– Проверьте сегодня свою почту, – сказала я и
пошла к машине.
Она нахмурилась, вроде бы не понимая, я видела, что она
продолжает стоять, глядя мне вслед, и улыбнулась.
Я приехала к Виссариону в середине дня. Из-за отсутствия
клиентов в это время он обычно сидел за стойкой и читал. Я подошла, приподняла
книгу и посмотрела на обложку: «Три товарища».
– Нравится? – спросила с улыбкой.
– На свете много такого, ради чего стоит жить, –
замысловато ответил он, впрочем, я к этому давно привыкла.
– Мне больше по душе «Черный обелиск».
– Не ищи смысла в жизни, смысл в том, чтобы жить.
– Это ты сейчас к чему? – заинтересовалась я.
Он захлопнул книгу и посмотрел сердито:
– Чего притащилась в такую рань?
– Диск у тебя здесь? – улыбнулась я.
