Джеймс, тоже отодвигая тарелку с едой, к которой так и не притронулся, и упираясь подбородком на сложенные руки: «Прекрасно, тогда давай приступим».
Примечание: во время следующего ночного дежурства — моего и нашей милой леди-психиатра — мы к этому времени уже могли лечь спать, однако что-то удержало нас на своих постах. Позднее к нам присоединились военные и мой коллега по Фонду. Техник спал в соседней комнате, однако чувства, которые я испытывал… какие? Неуверенности, смятения, надвигающейся опасности и вмешательства в работу моего сознания. Так вот, я знал, что все эти чувства не дадут мне уснуть. Думаю, то же самое относилось и к моей напарнице.
Я уже говорил, что и сам обладал экстрасенсорным восприятием, пусть и слабеньким; однако сейчас испытывал ощущение почти электрического покалывания кожи головы. На моем экране фигуры мужчин в камере замерли неподвижно. Их взгляды, равно как и внутреннее восприятие, надо полагать, были прикованы к линзе в стеклянном шаре.
Осознав это, я попытался стряхнуть с себя почти гипнотическую апатию и послал одного из наших военных разбудить техника.
Джейсон, широко распахнув глаза, еле слышным шепотом: «Я слышу, как они поют. Ту же песню или гимн, который слышал во сне. Темно, и все же это какая-то странная… радостная тьма».
Джеймс, взволнованно, но одновременно странно тихо и безжизненно: «Это радость контакта! Там, на далеких звездах, они услышали нас!»
Джейсон: «На звездах или в космосе? Что такое эта линза — телепатический передатчик или истинные Врата? Что, если Они… если Они вне всяких измерений?»
Джеймс, в уголках рта которого появляются пузырьки: «Что это значит — вне измерений? Насколько далеко? За пределами вселенной?»
Джейсон, судорожно подергиваясь, с такой силой вцепившись в край стола, что побелели костяшки пальцев: «А что, если… если это параллельное пространство?»
Джеймс, сильно вздрагивая: «Я тоже слышу пение! Это чужеземное пение, и все же, мне кажется, я узнаю или, по крайней мере, понимаю некоторые части».
Джейсон, так сильно подергиваясь, что это угрожает опрокинуть кресло: «Их мысли сливаются с нашими; или, может, они переводят их для нас, делая распознаваемыми. И линза… Да, это Врата. И они используют их! Они идут!»
Джеймс, мертвенно-бледный, с пеной на губах и выпученными глазами, подергиваясь всем телом: «Думаю, нам нужно… остановиться… нужно… прекратить. Накатывает хаос. И линза: она мерцает, сияет, открывается! А-а-а-а!»
Примечание: описать, что мы увидели на своих экранах дальше, чрезвычайно трудно; но я попробую.
Линза в шаре засверкала, испуская копья ослепительного белого света, которые, пройдя сквозь стекло, заметались по камере, словно живые существа, словно огненные змеи. Эти сверкающие ленты — их было чуть больше десяти — определенно выглядели разумными; казалось, они обыскивают или, может, проводят разведку своего непосредственного окружения. Однако спустя пять-шесть секунд они собрались в два луча, которые ударили точно в головы наших подопечных. Это произошло буквально с быстротой молнии, и, учитывая, что мы, четверо наблюдателей, сами находились в «смятении умов» — техник и военный, которого я послал разбудить его, только-только вернулись, — успеть предпринять что-то мы просто не могли. А на экранах…
Мужчины выглядели так, словно… тают! На их лицах появилось выражение невыносимой боли; они светились все сильнее, пока глаза и раскрытые рты не превратились в черные дыры на фоне пылающих силуэтов; они так дрожали, что, казалось, вот-вот рассыплются на сверкающие частички, которые полетят во все стороны, словно огненные снежинки… И, однако, они пели!
Перекрывая пронзительную чужеземную песнь, — волны звуков, разбивающихся о космический берег, которые я могу описать лишь как борьбу неизвестных стихий — звучали вдалбливаемые в их разрушающееся сознание и вырывающиеся из их глоток слова «гимна», переводимого с языка оригинала теми, с кем они контактировали. И в собственном сознании я слышал или ощущал кое-что из исходного, чужеземного «песнопения» — эту чудовищную какофонию, которую голосовые связки человека воспроизвести не в состоянии, и осознавал его значимость!
— Прекратите это! — закричал я, обращаясь ко всем, кто слышал — если кто-то слышал.
Мои товарищи тряслись и подергивались, шокированные, онемевшие, ставшие бесполезными под воздействием того, что им посылала линза, сейчас превратившаяся в полностью открытый портал. Однако пучки чужеземного света или разумного огня были всего лишь авангардом, а то, что хлынуло сквозь портал следом за ними, больше походило на самые жуткие ночные кошмары.
Они двигались слишком быстро, слишком странно, чтобы можно было разглядеть детали. Что касается цвета, они были либо желтые, пронизанные пульсирующими огненными «венами», либо мраморно-фиолетовые и черные, а по форме походили на пауков, скорпионов, осьминогов, драконов… и массу других тварей, не поддающихся описанию. Тем не менее каким-то образом я понимал, что это лишь передовой отряд.
Джеймс и Джейсон: они начали проваливаться сами в себя, наподобие медленно оседающей колонны или тающей свечи, пылающей с ослепительной яркостью, но даже несмотря на это, несмотря на терзавшую их, очевидную для нас боль, они продолжали петь свою радостную песнь.
— Прекратите все это! — прокричал я снова, на этот раз прямо в ухо нашему технику.
Он таращился на свою панель управления с таким видом, словно никогда в жизни ее не видел, хватая ртом воздух, вытаращив затуманенные глаза и явно ничего не соображая. Между тем метаморфозы в камере продолжались.
Как выразился Джеймс, говоря о воспроизведении чужеземцев? «Это слияние, обновление и взрывное умножение». Ну, возможно, происходящее в камере не было воспроизведением — разве что путем ассимиляции и дублирования, — однако все остальное, сказанное им, полностью соответствовало действительности. Рассыпавшиеся по камере насекомые-осьминоги-драконы впитывали излучение, исходящее от наших распадающихся «морских свинок», превращая его в поток еще более фантастических созданий; и по мере того, как Джеймс и Джейсон таяли, число звездных порождений увеличивалось, отрываясь от этих — поглощаемых ими? — человеческих останков и рыща по сторонам в поисках крошечных камер.
На наших экранах они раздувались; и, да, они знали, что мы смотрим на них и, карабкаясь на волосатых, шипастых, членистых ногах, пытались сквозь аудио- и видеосистемы — через сами экраны — проникнуть в нашу аппаратную! В камере, между тем, шар с линзой рассыпался на осколки, и что-то огромное, черное, раздутое и смертоносное начало протискиваться из какого-то Другого Мира, другого пространства в наше.
Один из военных наклонился вперед, опираясь на стол перед экраном, загипнотизированный зрелищем, но, скорее всего, не веря своим глазам. Вибрирующая черная паучья нога восемнадцати дюймов длиной пронзила экран, угодила прямо ему в рот и вышла из затылка; он повис на ней и задергался, словно марионетка.
