Стояла тишина, в теплом воздухе не ощущалось ни малейшего ветерка. Однако в следующий раз я проснулся от громкого звука — железная калитка сада с грохотом закрылась. Страшно досадуя на все эти ночные неприятности, я вскочил и бросился к окну. Рядом с деревом стоял старина Картрайт. Взгляд широко распахнутых глаз был прикован к дереву которое наклонилось к нему в той же ужасной, уже знакомой мне манере.
Конечно, его присутствие здесь удивило меня; однако гораздо больше поразило то, что он был облачен лишь в ночную рубашку. Может, он тоже ходит во сне? Похоже на то. Я открыл рот, чтобы окликнуть его, но тут увидел нечто, от чего дыхание перехватило, а тело сковал внезапно нахлынувший ужас.
На земле вокруг основания дерева что-то происходило! Первой моей мыслью было, что вокруг ствола и ног старины Гарри снова возникло множество кротовых нор.
Вот только из маленьких дыр в почве лезли не кроты!
Это были корни!
Сознание оцепенело от ужаса, в голове все перепуталось. Пошатываясь, я отошел от окна. Попытался закричать, но горло перехватило. Странная подвижность дерева и еще более необычное шевеление его корней — это пусть, это само собой. Однако ужаснее всего было понимание того, что старина Картрайт вел себя в точности, как я сам раньше этой ночью!
Пошатываясь точно пьяный, я спустился к двери и отпер ее онемевшими, дрожащими пальцами. Неверной походкой вышел в ночь, понимая, что происходит нечто чудовищно ненормальное, и отдавая себе отчет в том, какой это подарок судьбы, что сейчас на месте Картрайта не я. Придя в себя под воздействием ночного воздуха, я побежал, крича старику, чтобы он убирался оттуда, подальше от дерева, от этого светящегося ужаса…
Но было уже слишком поздно.
Отогнутые вниз сияющие ветки монстра покрывали все тело, из-под них торчала голая нога. В шоке, не веря своим глазам, я опустился на колени и увидел то, отчего разум мой помутился, а нервы скрутило узлами — состояние, в котором я пребываю до сих пор.
Я воспринимал это дерево правильно, но подходил к проблеме под ошибочным углом! Оно представляло собой уродливую мутацию, вызванную радиацией из другого мира. Ничего похожего на Земле не существовало; а я, кретин, еще сравнивал его с Венериной мухоловкой! Это растение из кратера действительно питалось живыми существами, но совсем не так, как это делают большинство других плотоядных растений; оно делало это с помощью своих корней!
Эти прежде скрытые в почве корни покрывали острые колючки, и у каждой колючки имелась крошечная присоска. Я смотрел, словно загипнотизированный. Прямо у меня на глазах отвратительные корни, пульсируя, проникали в открытый рот Картрайта… и в конце концов его губы начали рваться под этим напором!
Я закричал, увидев, что «вены» ствола и ветвей начали пульсировать красным. Когда же все дерево задрожало, наливаясь бледно-розовым, я, по счастью, потерял сознание. Только представьте себе — тело старого Картрайта безостановочно, тошнотворно дергалось и извивалось, но вовсе не по своей воле, а его мертвые глаза продолжали смотреть в никуда…
Вот, собственно, почти и все. Очнувшись, я все еще был не в себе. В бредовом состоянии я нетвердым шагом пошел в сарай и вернулся оттуда с топором. Со стоном отвращения ударил по стволу — раз, другой, — а потом смотрел, как, извиваясь, дерево буквально истекало кровью!
Нужно было видеть все это собственными глазами, чтобы поверить. Мерзкие корни медленно отпустили обескровленное тело Картрайта и, содрогаясь, юркнули под землю. Ветви и листья корчились и извивались в отвратительной пляске смерти; пульсация жутких вен — самых настоящих вен — прекратилась, и все дерево, разрушаясь, начало клониться в сторону. Казалось, оно гниет прямо на месте, и противоестественное свечение пошло на убыль. Исходящий от этого чертова растения запах разложения заставил меня попятиться, волоча за собой труп Картрайта.
Наткнувшись на ограду сада, я остановился, дрожа и с ужасом глядя на быстро чернеющую массу в саду.
Когда, наконец, свечение полностью угасло и от дерева осталась лишь зловонная, вязкая, красновато-черная лужа, я заметил, что небо посветлело — начинался рассвет. Именно тогда у меня и возник план. Ужасами я был сыт по горло. Все, чего я хотел, это забыть, и понимал, что власти никогда не поверят моему рассказу, но я даже и пробовать не собирался.
Я сложил костер над зловонным местом, где раньше росло дерево, и когда в отдалении закукарекал первый петух, поджег груду листьев, веток и стоял там, пока не осталось ничего, кроме почерневшего пятна на траве. Потом я оделся и пошел в полицейский участок.
Никто не мог понять, почему тело старого Картрайта полностью лишено крови, в чем причина странного повреждения рта и других, внутренних повреждений, которые показало вскрытие. Однако никто не отрицал, что уже давно он вел себя «необычно», а в последнее время открыто говорил о чем-то, «светящемся в ночной темноте», и о деревьях с руками вместо листьев. Казалось, никто не сомневался, что его конец будет «странным».
Дав показания полиции о том, как на рассвете обнаружил тело старого Картрайта у себя в саду, я снова позвонил в Лондон и сообщил своему другу-ботанику, что дерево погибло во время пожара. Он сказал, что, конечно, жаль, но на самом деле значения не имеет — вечером он улетает в Южную Америку и задержится там на несколько месяцев.
Он попросил меня, если получится, раздобыть еще один экземпляр того же вида.
Однако это еще не конец истории. Все, о чем я рассказал, случилось прошлым летом. Сейчас снова весна. Птицы так и не вернулись в мой сад, и, хотя каждую ночь я ложусь в постель, предварительно заперев дверь, спать не могу.
Я подумал, что, избавившись от остатков своей коллекции, смогу стереть воспоминания о том, что когда-то росло в моем саду. Я ошибался.
Я раздарил раковины с островов Полинезии и вдребезги разбил череп, который выкопал из земли в том месте, где когда-то возвышались римские развалины. Ничего не изменилось. Позволил погибнуть своим Венериным мухоловкам, лишив их необходимого питания. Это тоже ничуть не помогло! Мои «дьявольские барабаны» и «посмертные маски» из Африки сейчас покоятся под стеклом в витрине музея Уорби вместе с жертвенным платьем из Ми-Афоса. Коллекция из десяти кошмарных картин Пикмана, Чандлера Дэвиса и Кларка Эштона Смита ныне принадлежит алчному американскому коллекционеру. Ему же я продал полное собрание сочинений По. Я расплавил свой исландский метеорит и навсегда расстался с покрытой ужасными письменами статуэткой из Индии. Серебряные фрагменты неизвестного кристалла мертвого Г’харна в неудобоваримом состоянии покоятся в своем ящике, и я продал на аукционе все книги о безумном прошлом Земли.
Да, хотя я больше не имею оснований кичиться тем, что располагаю лучшей после Британского музея коллекцией всяких мерзких и жутких диковин, я по-прежнему не могу спать. Существует нечто — страх, мешающий уснуть, заставляющий меня в последнее время приковывать себя к постели, когда я ложусь.
