Загадочный человек наклонил голову. Ей показалось, что он снова улыбнулся, но она не была уверена.
— Поэтому готовьтесь. Ваши союзники уже готовятся. Вы видели фабрику и ужас, который она приносит. Что можно этому противопоставить?
Люси не ответила. От страха и смятения она потеряла дар речи. Незнакомец поклонился и исчез из поля зрения, растворился не в лесу, а в темноте, словно окутал себя тенью, как она окутала бы себя плащом. Люси не верила своим глазам и потом долго сомневалась, что видела это, но тени вокруг него были реальными и напоминали ступени лестницы или складки ткани. Незнакомец растворился в этих тенях, а Люси осталась одна в тишине, слышны были только шум ветра, щебетание птиц и ее собственное учащенное дыхание.
8
Пока она шла домой, в ней крепла уверенность. Пусть загадочный мужчина и прав относительно мрачного будущего фабрик и угнетения рабочих, чья жизнь была лишь немногим лучше жизни рабов, но Люси могла думать только о собственном мрачном будущем. Странно, конечно, что рабочие велели ей собирать листы, но, возможно, это вовсе ничего не значит. А что касается темных существ, которых она видела, то, скорее всего, это летучие мыши или другие животные, которые нашли теплый кров под крышей фабрики. Ничего фантастического в том, что она испытала, не было, и она не позволит, чтобы разыгравшееся воображение или боязнь выходить замуж за мистера Олсона убедили ее в том, что мир устроен как в детской сказке. Тем не менее Люси поняла кое-что новое для себя. И хотя она вряд ли была готова присоединиться к луддитам, она не могла строить собственную жизнь на фундаменте, которым являются фабрики, подобные той, что она видела. Она не может стать женой человека, который бьет детей, заставляя их работать больше и дольше за меньшую плату. Она не может основывать собственное благополучие на подобном рабстве. Как бы ей ни хотелось забыть или не думать о том, что она видела, сделать это Люси была не в состоянии.
Ей оставалось только одно. Вернувшись к себе, она тотчас написала письмо мистеру Олсону, а закончив, отослала его без промедления, чтобы не дать себе возможности передумать или усомниться в правильности поступка. В письме она просила прощения за нерешительность и сообщала, что больше не может скрывать своего убеждения: их брак не принесет счастья ни одному из них. Она написала, что относится к нему с симпатией (что, безусловно, было преувеличением) и не сомневается, что он сделает счастливой какую-нибудь другую женщину (кто-то обязательно должен найтись). Она же не считала себя такой женщиной, и поскольку она не может быть с ним счастлива, то и он, как она понимает, вряд ли сможет быть счастлив с ней.
В конце письма Люси еще раз попросила прощения, пожелала ему всего наилучшего и умоляла впредь не беспокоить никого из их семьи по этому поводу. Так она надеялась на какое-то время оградить себя от гнева дядюшки. Миссис Квинс знала, что Люси написала письмо-извинение, доставила корзину с угощениями и что все было хорошо. Конечно, через какое-то время они узнают, что она сделала, и будут в ярости, но Люси надеялась, что это уже не будет иметь значения. В любой день, уговаривала она себя, мисс Крофорд может сообщить ей хорошие новости. Люси старалась не думать, что будет, если так и не дождется их. Единственное, в чем она была уверена, — это то, что, как только письмо было отправлено мистеру Олсону, она испытала облегчение и почувствовала себя свободной.
На другой день после так напугавшего ее визита на фабрику Люси посетил лорд Байрон. После того как она совершила огромную ошибку и чуть не сбежала с Джонасом Моррисоном, Люси не разрешалось ходить на прогулки с мужчинами, тем более с лордом Байроном, но ей очень хотелось с ним поговорить. А почему бы и нет? Она сожгла все мосты, отказав мистеру Олсону, так что терять ей было ничего. Поэтому, когда Байрон пригласил ее на прогулку, Люси посчитала необязательным спрашивать разрешения и просто приняла приглашение.
Даже грязный, с потрескавшейся от холода кожей, в лохмотьях и еле живой от изнеможения, лорд Байрон был необыкновенно красив. Теперь же просто не было слов, чтобы описать его красоту. Его лицо было одновременно ангельским, чувственным и насмешливым. Широкоплечий и мускулистый. Щегольски одетый по лондонской моде в стиле Красавчика Браммелла в брюки палевого цвета, сапоги и в темно-синюю визитку. Шейный платок отсутствовал, сорочка была небрежно распахнута на груди. Один сапог, по-видимому, был изготовлен специально для деформированной ноги. Лорд Байрон ступал осторожно, опираясь на трость, чтобы скрыть хромоту.
Они пошли по улицам в сторону замка, и Люси было приятно, что на них смотрят. Люди смотрели, гадая, кто этот неописуемый красавец. А возможно, его узнавали, так как он был хорошо известен в Ноттингеме, хотя и бывал здесь не часто. Люси решила не обращать внимания на то, что люди их видят и начнут судачить. Ей хотелось приключений. Она прекрасно проводит день. Может, у нее больше не будет таких прекрасных дней.
— Вы надолго задержитесь в Ньюстеде? — спросила она. — На следующей неделе городской бал. Было бы приятно увидеть вас там. — Потом, вспомнив о его ноге, поспешно добавила: — Но, вероятно, у такого занятого человека, как вы, не найдется времени на наши провинциальные танцы.
Он засмеялся, очевидно слишком хорошо понимая, что означало бы его появление в подобном месте.
— Я бы с радостью пришел на любой бал, где мог бы встретить вас, но, к моему огорчению, я должен вернуться в Лондон. Меня только в этом году избрали в палату лордов, и, если я хочу добиться популярности, нельзя пропускать заседания.
— У нас много говорили о том, что вы выступили против владельцев фабрик в защиту местных чулочников, — сказала Люси. — Некоторые утверждают, что вы сам луддит.
— Нет, я не способен на такую грубость, как крушение станков, — сказал лорд Байрон. — Я выступил с речью, чтобы привлечь к себе внимание. Приходится высказывать эксцентричные мнения, чтобы не кануть в безвестность.
— Так вы не сочувствуете рабочим в их борьбе против владельцев фабрик? — спросила Люси.
— Дело рабочих ничем не лучше дел других людей, и положение их действительно тяжелое, но я слышал, что этот мистер Олсон, за которого вы собираетесь замуж, владелец фабрики. Достаточно веская причина, чтобы встать на сторону рабочих.
Что он хотел сказать? Люси не знала, что ответить.
— Мне кажется, вы занимаетесь этим не всерьез, но, полагаю, луддиты благодарны вам за поддержку в любом случае.
— Я люблю Ноттингемшир и не хотел бы, чтобы графство населяли разоренные и угнетаемые крестьяне. Я хочу, чтобы мои работники оставались такими, какие есть. — Не дождавшись ответа Люси, он добавил: — Не думайте, что мой отъезд будет означать конец нашей дружбы. Во всяком случае, не с моей стороны.
Это было уже кое-что. Да, он с ней откровенно флиртовал. Люси почувствовала прилив страха, или возбуждения, или желания — она сама не понимала, чего именно. Вполне вероятно, он в самом деле испытывал к ней интерес.
— Вы очень добры, лорд Байрон, — сказала она, довольная тем, как непринужденно звучит ее голос.
