— Не делайте этого.
— А что мне остается? — спросила Люси, предоставляя Байрону возможность предложить другой выход. — У меня нет средств, чтобы выбирать. В качестве миссис Олсон я, по крайней мере, получу хоть толику независимости.
— Но не счастья.
Люси перестала опираться на его руки, почувствовав, как в ней закипает гнев.
— Это вы вольны делать, что вам вздумается, — сказала она. — Можете встречаться с кем хотите. Можете жениться на ком хотите или не жениться вовсе. У меня нет таких возможностей. И вообще, какое право вы имеете диктовать, что мне делать, а чего не делать?
— Это право справедливости, Люси, — сказал он, не обращая внимания на ее тон и впервые назвав ее по имени. — После знакомства с Олсоном я испытываю к нему только презрение. Мне кажется, нет ничего ужаснее, чем сковать себя узами брака с этим тупицей.
— Если вам известен другой путь, умоляю, скажите. Иначе придется просить вас не рассуждать о том, что вас не касается. — Люси говорила ровным, серьезным тоном без всякого намека на кокетство, но все же не оставалось сомнений, что она бросает ему вызов.
Они шли в это время по узкой пустынной улице, куда не попадало солнце, отчего улица выглядела мрачно. Неожиданно Байрон повернулся к Люси, взял за руку и притянул к себе. Она пошатнулась, он поддержал ее, обняв за плечи, потом за талию. Ощущение было таким приятным, что у нее закружилась голова и ей показалось, будто она летит по воздуху. Она чувствовала жар его тела, исходивший от него аромат мужчины, его свежее дыхание и тепло, которое нарастало где-то глубоко внутри ее, обдавая всю, с головы до ног, как огнем. А потом он ее поцеловал. Его губы слились с ее губами, руки скользнули вниз по бедрам, и она почувствовала аромат кофе и лакрицы, исходивший от него.
Люси не сразу поняла, что отвечает на поцелуй. Ее руки обвились вокруг его шеи, язык оказался у него во рту, жаждая познать всю его сладость. Люси чувствовала себя уверенно, будто то, что она делала, не было для нее новым и совершенно неожиданным. Она знала, что делает, и чувствовала себя живой и сильной. После Джонаса Моррисона она ни с кем не целовалась. Он говорил, что любит ее, а сам хотел погубить. Его поцелуи были осторожными, легкими, даже робкими. Поцелуй Байрона был жадным и настойчивым. Он источал необузданное желание, которое пронизывало все его тело и ее тоже.
Этот поцелуй был безрассудством, но Люси вовсе не потеряла разум. Нужно было прекратить его, прежде чем их увидят, прежде чем он потребует большего прямо здесь, на улице, потому что она не была уверена, что сможет ему отказать. Оборвать поцелуй было необходимо, но не сейчас. Пусть он продлится хотя бы мгновение, ведь Люси не знала, выдастся ли еще когда-нибудь возможность поцеловать его снова. Она хотела насладиться им, удержать это обжигающее ощущение навсегда, чтобы потом вспоминать.
Поцелуй прервал Байрон. Он осторожно отстранился от нее и посмотрел в глаза. В его взгляде были нежность и озорство. Он провел тыльной стороной пальцев по ее лицу:
— Вы должны поехать со мной в Лондон.
У Люси закружилась голова. Все происходило, как она мечтала, и то, что фантазии превращались в реальность, ошеломило ее. Девочкой она осмеливалась верить в это, но как в несбыточную мечту, и вот теперь мечта сбывалась. Ее охватили изумление, страх и восторг одновременно.
— Выражайтесь яснее. Вы просите моей руки?
Глядя ей в глаза, Байрон усмехнулся, довольный:
— Я прошу вас поехать со мной в Лондон. Люси, нам не обязательно жить по их правилам. Мы можем жить так, как пожелаем, и никому не повиноваться. Какой восторг! Вдвоем мы добьемся всего, чего захотим.
Люси еще чувствовала тепло его губ на своих губах, но вдруг устыдилась. Как глупо она себя вела. Она едва знает его, но вообразила, что он принц, а она принцесса из сказки. Конечно, он не собирается на ней жениться. Что она может ему дать? Он красавец, да еще и с титулом. Ему нужна невеста с состоянием. И все же она не могла себя осуждать. Он ввел ее в заблуждение. Заставил поверить, что готов сделать совсем иное предложение.
— Вы просите меня стать вашей шлюхой? — спросила Люси голосом спокойным, но готовым сорваться.
— Не надо так говорить, — ответил он. — Это суждение общества, а не наше. Я считаю вас необыкновенной женщиной. Вы ведь тоже не можете не видеть, что я необыкновенный мужчина. Я не могу, мы не можем жить так, как требует общество. Мы должны жить по собственным законам, иначе их чертовы правила нас задушат.
Эгоистичная нелепость его предложения привела Люси в такую ярость, что она потеряла дар речи. Она пошла прочь с улицы, даже не потрудившись обернуться, чтобы посмотреть, последует ли он за ней. Она надеялась, что не последует, но хотела, чтобы последовал. Услышав его шаги у себя за спиной, она остановилась и резко развернулась:
— Вы меня не знаете, если думаете, что я могу опуститься до такого поступка. Мне и так приходится нелегко в доме дяди. Если бы я согласилась на ваше предложение, забыв о пристойности, которую, насколько мне известно, вы мало цените, то оказалась бы в еще более незавидном положении, чем сейчас. Что будет, когда я вам наскучу?
— Я всегда буду вашим заступником. Пока я жив, вы не будете ни в чем нуждаться и не будете ничего бояться.
— Пока вы живы. А вдруг вы заболеете или попадете под копыта лошади? Ваше предложение меня оскорбляет, сэр, и лучше бы вы его вообще не делали. Лучше бы я с вами снова не встречалась.
Он взял ее руку, затянутую в перчатку:
— Я лишь хочу, чтобы вы были выше того, чего от вас требуют эти мелочные идиоты. Если бы я был так же богат, как ваш дядя, я дал бы вам денег, чтобы вы могли жить самостоятельно. Я сделал бы это с радостью, потому что вы были бы намного счастливее, если бы жили свободной, без оков. Но таких денег у меня нет, и я предлагаю вам то, что могу. Предлагаю вам разделить жизнь со мной.
— Я должна идти, — сказала Люси, высвободив свою руку.
Она повернулась и поспешила прочь. Байрон окликнул ее по имени два раза. В третий раз он не позвал. Люси еще не успела почувствовать боль оттого, что возможный путь к освобождению закрылся, не успела понять глубину своей грусти и разочарования от крушения иллюзий, как кто-то грубо схватил ее за плечо. Она обернулась и увидела перед собой миссис Квинс, которая злорадно ухмылялась.
— Ты поплатишься за это, — сказала она и повела Люси в дом дяди.
10
Люси заперлась у себя в комнате и не вышла ни к ужину, ни к завтраку на следующее утро, несмотря на то что умирала от голода. Она не хотела встречаться с дядей и миссис Квинс. Ей было стыдно, что она целовалась с Байроном, но жалеть об этом она не могла. Теперь Люси понимала, что это испорченный и эгоистичный человек. Но она об этом не знала, когда целовалась с ним, и поцелуй доставил ей наслаждение. Вот почему Люси ни о чем не жалела, а если и жалела, то совсем немного.
