— Вы хотите успеха в нашем деле?
— Конечно! — с уверенностью сказал Кливленд.
— Пришло время собирать камни, — смотря прямо в глаза Стивену, произнес Гладстон. — Перед лицом ужасной угрозы, что надвигается на нас с азиатских просторов, нам следует консолидировать свои усилия и держаться вместе.
— Что вы этим хотите сказать?
— Только то, что у САСШ есть два пути. Первый — окончательно превратиться в протекторат России. Второй — вернуться в лоно Туманного Альбиона.
— Седьмым королевством? — улыбнулся Кливленд.
— Да. Именно так. Я знаю, что народ в САСШ не очень этого и жаждет, но ваше положение потихоньку ухудшается и вряд ли имеет перспективы, поэтому нам всем нужно начать работать над этим непростым вопросом.
— Но финансовые воротилы, они явно не пожелают этого.
— Мы найдем способ с ними договориться, — хитро улыбнулся Гладстон.
— Вы уверены?
— Конечно! Тем более что тот же Морган слишком долго живет на этом свете. Не правда ли?
— Долго… — задумчиво кивнул Кливленд. — Но…
— Не переживайте, — положил руку Кливленду на плечо Гладстон. — Мы никоим образом вас не будем компрометировать. Даже более того. Прямо сейчас Лондон с вашей помощью начнет внедрять своих агентов на ключевые посты. Вы же отсидите спокойно свой срок без лишней пыли. И вот только после прихода нового президента мы начнем. Устроим небольшой террор, стравливая кланы.
— Вы считаете, что русская разведка вам не сможет помешать?
— У нее нет такого административного ресурса. Кроме того, вряд ли они готовы к столь массовым акциям устранения. Ничто не мешает нам воспользоваться схемой самого русского Императора, который в свое время смог устранить нашего доброго друга Клейнмихеля, подставив при этом финнов. Кто вам не нравится? Конфедераты? Вот их и выставим дураками. По крайней мере, попытаемся.
— Все равно я не верю в то, что САСШ согласится добровольно вернуться в лоно Туманного Альбиона.
— Кто же говорит про добровольный возврат? — усмехнулся Гладстон.
— В каком смысле?
— В самом что ни на есть прямом. Через пять, максимум десять лет вы как патриот САСШ поднимете восстание. Пользуясь подкупленными и привлеченными на свою сторону военными, произведете государственный переворот, установив парламентскую республику. После чего займетесь референдумом, согласно которому народ пожелает вернуться. А наш добрый Эдуард с благосклонностью удовлетворит вашу просьбу.
— Но если народ не пожелает голосовать так, как нам нужно?
— Кого это волнует? Вы разве не понимаете, что абсолютно не важно, как народ голосует, важно — кто и как считает? И не переживайте вы так. Если все выйдет так, как я планирую, то вы станете вице-королем нового королевства. Как вы его хотите назвать? Free Kingdom? Никакой проблемы в этом не вижу.
— Вы очень оптимистичны…
— Но я хотя бы пытаюсь спасти дело своего ордена от полного разгрома. Вы что, разве не понимаете, что через некоторое время Россия подпишет договор с Конфедерацией индейцев Америки и включит их в свою Организацию московского договора? А это значит фактически поставит это государство под полный контроль русских. Следующими станут КИА. А потом вы. Вы разве не видите, что этот новый Чингисхан не успокоится, пока не завоюет весь мир? И после своей смерти его дело вряд ли закиснет. Нам нужно пытаться укрепиться всеми возможными способами. Иначе конец. Нам конец. Они вырежут нас, как волки ягнят.
— Хорошо! — Кливленд поднял руку, останавливая словесный поток Гладстона. — Я согласен и готов работать с вами. Если это спасет моих людей от гибели. Потому что включение КИА в состав ОМД — это наш конец.
— Вот и славно! — сказал, улыбнувшись, Гладстон. — Но по указанному адресу все равно приходите. У нас будет что обсудить.
— Хорошо, сэр, — кивнул задумавшийся Кливленд.
Они разошлись, но сэр Гладстон едва сдерживал свою улыбку.
«Союзники перепуганы и готовы поступиться многими своими правами и свободами ради победы над страшным врагом. Великобритания вновь набирает силу.
Чего только стоит Франция, которая приличным куском была введена в состав Империи? Поразительно ценное приобретение, позволяющее полностью контролировать Английский пролив, да и в экономическом плане — солидный куш. Шотландия и Уэльс стихли, хотя для этого и понадобились массовые интернирования недовольных в гордую и независимую Ирландию, которая несмотря ни на что оказалась крайне выгодным решением. Слабое, ничтожное государство с огромными амбициями смогло превосходным образом впитывать в себя весь тот народ, что не мог спокойно жить на благословенном острове Британия. Столько всякого мусора туда убралось! Чего только не удалось за эти минувшие годы его правления…
Конечно, много было и провалов, и ошибок. Ибо русские оказались неожиданно напористы и сильны. Такая встряска! Почаще бы такие „наполеоны“ будоражили старую добрую Англию. Нам нужны такие встряски.
Главное, чтобы теперь этот трус не подвел меня и операция по возвращению САСШ прошла успешно. А если что пойдет не так, то и завоюем их. Нам же нужно будет на ком-то тренировать своих солдат? Они остались одни. Совсем одни. Наверное, им будет страшно.
Интересно, союзники поверили в то, что я сказал? Двадцать-тридцать лет мира? Нет. Мира не будет. Будет война. Настоящая. Английская. Хитрый всегда побеждает сильного. С варварами силой мериться недостойное для настоящего джентльмена занятие. А они пускай готовятся стрелять. Этот резервный вариант вполне нас устраивает. Мало ли что эти русские выкинут…»
Глава 2
3 мая 1886 года. Где-то в Париже
— Добрый вечер, патрон.
— Здравствуй, малыш, присаживайся. Разговор будет долгим, — хозяин кабинета махнул рукой в сторону второго кресла и улыбнулся вошедшему.
Обычно добродушная улыбка этого человека ничего не значила и вместе со слегка взлохмаченной шевелюрой являлась лишь частью обманчивого образа весельчака и рубахи-парня, известного далеко за пределами Парижа. Характером же и пластикой движений тот напоминал матерого тигра — хищника-одиночку, всегда готового к схватке. Но в этот раз его лицо действительно выражало радость учителя при виде лучшего ученика, скорее даже — художника, рассматривающего холст перед нанесением заключительных мазков. Тринадцать лет назад, создавая новую партию, он встретил отчаявшегося и растерянного молодого человека, для которого клеймо ярого бонапартиста закрыло все двери в послевоенной Франции, вернее — бывшей Франции, а ныне лишь череды новых провинций и колоний стран-победительниц. Теперь же перед ним стоял такой же хищник, только помоложе и менее опытный, повадками напоминающий горностая — подвижного, любопытного и беспощадного. Да и внешне руководитель марсельского отделения партии «Единая Франция» Эжен де Фюнес был похож на этого вечно беспокойного зверька: заостренное лицо со слегка оттопыренными ушами, сухощавая фигура, резкие порывистые жесты. Вот и сейчас он, усаживаясь в кресло, успел бросить несколько быстрых взглядов по сторонам и замер, внимательно глядя в лицо своего учителя и друга, взведенный как пружина.
