Второй манифест, в котором дополнили особенности нового престолонаследия, установив с 1 января 1887 года строжайший запрет не то чтобы на браки с иностранцами, но даже романы, для членов августейшей фамилии. Кроме того, ввел на «старинный манер», ссылаясь на практику времен Ивана Грозного, новую схему бракосочетания, при которой все наследники после подписания соответствующего манифеста действующим Императором или регентским советом должны, были выбрать себе жену по тому же принципу, по которому выбирали их самих. То есть фактически через большой открытый конкурс среди кандидаток, добровольно прошедших сито строжайшего отбора. И, само собой, исключительно из подданных Империи, которые прожили в этом статусе не меньше десяти лет.
Эти два манифеста не снизили накала страстей не только среди дворянского сословия России, но и в Европе, лишь добавляя дров в костер паники. Но отступать в этом непростом деле было нельзя.
Весной 1888 года девочки стали паниковать — молодость, казалось, проходила мимо, а никаких внятных перспектив после вступления в силу манифестов о престолонаследовании они не имели. Нет, конечно, разумом они понимали, что оказались недостаточно талантливы и одарены Всевышним, чтобы претендовать на престол, хотя бы и в перспективе. Но эмоции ведь это никак не отменяло.
Наконец после восшествия ни престол Германской империи Вильгельма II, законного сына почившего Фридриха I, состоявшегося 28 июня, они устроили отцу форменную истерику с требованием отпустить их на коронацию нового кайзера. Император, не выдержав женских слез и упреков, махнул рукой и разрешил им присоединиться к официальной делегации Министерства иностранных дел. Сам он в Берлин не собирался, поскольку, после взаимных демаршей двухлетней давности, ограничился весьма сухим письмом.
Девочки были просто очарованы торжествами, даже не смотря на то, что Берлинский двор считался в Европе одним из самых скучных. Но в Москве-то они после смерти матери не видели и такого, к тому же были безумно обижены на отца, который за минувшие полтора года совершенно охладел к ним, полностью сосредоточившись на воспитании приемных сынов. Ревность и боль помножились на сладостный вкус иллюзорной свободы. Эмоций было столь много, что их разум оказался в совершенном тумане, поэтому, когда английский посланник пригласил их после окончания Берлинских торжеств посетить Париж, то княжны решили самовольно продолжить вояж, а попросту — сбежали. Конечно, сами бы девочки на это не решились, но английская разведка, знающая о том, какие напряженные отношения у Александра со своими девочками подросткового возраста, «дала им шанс».
Император должен был проверить ситуацию своих дочерей, предоставив им соблазн. Огромный соблазн, хоть иллюзорно, но вернуть ту ситуацию с дворянским особым положением и статусом при дворе Российской империи. И девочки, казалось, полностью очарованные рассказами об аристократических традициях, этого жаждали. По крайней мере, наблюдая со стороны, никаких иных выводов сделать было невозможно.
Да и англичане в очередной раз не побрезговали и проглотили прикормку с огромным аппетитом. Зачем им понадобились эти высокородные особы — одному богу было известно. Но совершенно точно было одно — ни для чего хорошего. Такая авантюра и риск из-за общечеловеческого гуманизма и сострадания? Исключено. Маленькие, глупые девочки поддались и с огромным энтузиазмом ухватились за призрачную мечту, наплевав на дело их отца. Да так, как и Алексей Петрович не мог наплевать на идеалы и ценности своего «любимого» родителя Петра Великого. Провокация удалась на славу. Жаль только, что в ней вышли виновницами дочери Императора. Но Александр выдержал. Стиснув зубы и скрепя сердце. Жертва. Малая жертва на алтарь Империи, которую он должен был принести, словно Авраам приносил в жертву Исаака. Только вот его руку никто не отвел…
Как несложно предположить, разразился дикий международный скандал, который закончился, впрочем, вничью. Однако 7 августа 1888 года из Николаевского дворца вышел третий манифест о престолонаследии, который лишил девочек всех прав и титулов, переведя в категорию мещанок.
Глава 4
12 августа 1888 года. Москва. Кремль. Николаевский дворец
— Я ведь люблю их, дурочек, — с горечью сказал Александр канцлеру. — Но разве они не понимают, что личные, семейные дела никак не могут диктовать государственные интересы? Как можно позволять чувствам застилать разум? Пристроил бы я их куда-нибудь. Не пропали… — тяжело вздохнул Александр.
— Но ведь это ваши дети, — Плотников был сер лицом и подавлен. Он не понимал, как можно пойти на такой шаг. — Слабость, истерика. С кем не бывает?
— Павел Ильич. Дорогой друг и соратник. Не могу я пойти на прощение подобных выходок. Это создаст прецедент. А Империя, Павел Ильич, превыше всего, и ради нее нельзя на такое идти. Мои слова ужасно звучат, но общее дело, ради которого мы потратили столько сил, не может погаснуть из-за чьих-то слабостей. На алтарь Империи я готов принести в жертву все, что потребуется. А ежели надо, то и сам лягу. Ни моя жизнь, ни их, ни чья бы то ни было, не стоит благополучия Российской империи. На том стою. И буду стоять до конца, до самого последнего вздоха. Мои дочери оказались не самыми умными созданиями, но я, дабы почтить уважением их мать, решил сохранить им титул и статус. Все одно — престол им не светил. Но нет. Вы посмотрите, какие они интервью дают газетам! Они не против меня выступают? Нет. Что вы! Они Россию поливают грязью. Смешивая с самым пошлым навозом лучшие достижения нашего общества — реальный шанс простых людей оказаться на высоте. Да не просто так, а при деле, хорошем финансовом положении и всеобщем уважении. Любой крестьянский сын или дочь теперь могут иметь шанс. Далеко не всегда реализуемый, но шанс. В то время как раньше застои дворянские держали в затхлости наше руководство. Много ли талантливых людей смогло пробиться к управлению государством? Что ни монарх, то болван, что ни министр, то либо идиот, либо вор, а то и вообще предатель. Куда это годится?
— Империя превыше всего? — медленно переспросил начальник Имперской контрразведки Кривонос.
— Именно так. И я ради ее благополучия не пожалею никого и ничего. Невзирая на пол, возраст и происхождение. Вы понимаете меня?
— Да, Ваше Императорское Величество. Позволите неудобный вопрос?
— Я слушаю.
— Ходят слухи, что вы специально спровоцировали англичан в 1867 году на попытку государственного переворота, в ходе которого погибли практически все ваши родственники… Ваша жена с сыном.
— Никто их не провоцировал. Это ложь. Однако я знал о готовящемся перевороте и не стал ему препятствовать в расчете на то, что мои родственники смогут себя скомпрометировать. Но я никак не ожидал, что дело получит такой поворот, предполагая какой-нибудь аналог дворцовых переворотов XVIII века. Вас устраивает мой ответ?
— А зачем вы хотели их скомпрометировать?
— Потому что род Романовых, исключая Петра Алексеевича, очень серьезно напортачил в России, принеся больше вреда, чем пользы. Я собирался после попытки государственного переворота их раздраконить: кого казнить, кого лишить прав и титулов, а самых трезвых и толковых заставить заниматься делом вместо жировки да безделья. Но судьба распорядилась иначе.
