Трое были обычными придурками, злобными и тупыми, четвертого
я тоже поначалу зачислила в «обычные», пока не пригляделась к нему
внимательнее. А когда пригляделась, почувствовала укол в сердце, потом пришло
удивление. Откуда он здесь? Высокий, широкоплечий, с дерзким лицом. В глазах
насмешка. От него исходила угроза, настоящая, весьма далекая от дешевой бравады
его дружков. Вот эта самая угроза и заставила меня быть внимательной. И тогда я
увидела то, что было скрыто, о чем не догадывалась даже троица, что сидела с
ним рядом. Вот бы они удивились, узнай, с кем водят дружбу. Правда, удивление
было бы недолгим. Для таких, как он, дружбы не существует. Такие, как он, живут
ради того, чтобы убивать. Зря я удивилась, застав его здесь. Где смерть, там и
он. Зверь. Нет, хуже. Зверь не убивает просто так.
Один из парней хлопнул официантку, принимавшую заказ, пониже
спины, все четверо загоготали, девушка вымученно улыбнулась и терпеливо
продолжала выслушивать их похабные шутки. Я отвернулась, чтобы этого не видеть,
борясь с искушением вмешаться. К чему совершать очередную глупость? Девушка
наконец отошла от их стола, и тут стало ясно: все это время за мной пристально
наблюдали. Так и есть. Развалившись на стуле и лениво играя зажигалкой, он
продолжал смотреть в мою сторону. Тоже почувствовал? Вряд ли… хотя…
Расплатиться и уйти. Но вместо этого я подозвала официантку и попросила еще
кофе. Глупое нежелание уступать, только и всего. Я пила кофе, а он, не обращая
внимания на своих дружков, меня разглядывал. Они лезли к нему с разговорами, он
небрежно кивал и продолжал на меня пялиться. Все трое вдруг повернули головы в
мою сторону, как по команде ухмыляясь, и вновь заговорили, обращаясь к нему. Он
поднялся и с кривой ухмылкой направился ко мне. Троица проводила его
заинтересованными взглядами, а я пожалела, что не ушла десять минут назад. Он
передвинул стул, сел, закинув ногу на ногу, и сказал:
– Привет. Не меня ждешь?
– Чего тебе надо? – не очень любезно спросила я.
– Девку на ночь, – хмыкнул он. – Ты вполне
сгодишься.
Он сидел слишком близко, меня мутило от отвращения, потому
что, в отличие от других, я хорошо знала, кто передо мной.
– Ты здесь один? – спросила я.
Он вновь усмехнулся:
– С друзьями.
– У тебя нет друзей. И быть не может. А эта троица, что
сейчас изображает из себя крутых, залезла бы от страха под стол, если бы видела
то, что вижу я.
В его глазах, отливавших золотом в свете свечи, появилось
недоумение.
– Кто ты? – спросил он с сомнением.
– А ты догадайся, – засмеялась я.
Он смотрел на меня, забыв про ухмылку, и вместе с
отвращением я вдруг почувствовала жалость, потому что поняла: его терзает боль.
Давняя, злая, не дающая покоя. Даже говорить для него было пыткой, не то что
двигаться. Но он был из тех, кто скорее умрет, чем в этом признается. Ему все
нипочем, и эту роль он будет играть до конца.
– Как ты выжил? – понизив голос, спросила
я. – С такой раной… – Хотя какое мне до этого дело? И если боль рвет
его на части, это лишь малая плата… встать и уйти. Вот что я должна сделать. Но
вместо этого я сказала: – Дай руку. – Мне пришлось повторить дважды, он
сидел не шевелясь и смотрел мне в глаза. Наверное, тоже не мог решить, что
делать. А вот я уже решила, не в силах самой себе объяснить, почему я хочу
сделать то, чего ни в коем случае делать не должна. Будто помимо воли, его рука
потянулась к моей. А я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Мы сидели неподвижно,
ладонь моя онемела, теперь я ее совсем не чувствовала. Медленно открыла глаза.
Взгляд его изменился. В нем вдруг появилась растерянность. Он словно
прислушивался к себе. Резко высвободил руку, губы его кривились, заговорил он с
трудом.
– Ты… – Он облизнул губы. – Ты…
– Ну я. Дальше-то что?
– Ты знаешь, кто я.
– А ты сомневаешься?
– И помогла мне?
– Зря, наверное. Терпеть не могу боль. Я ее ненавижу
даже больше, чем таких, как ты.
– Не зря тебя считают чокнутой, – с какой-то
странной обидой произнес он. – Ты нарушаешь все правила.
– Точно. Иногда это даже забавно. Не хочешь
попробовать?
Я открыла глаза и едва не закричала от испуга, увидев силуэт
на фоне окна. В мгновение сон и явь смешались, и я не сразу сообразила, что я в
гостинице, а в кресле с низкой спинкой лицом к окну сидит Павел. Наверное, я
все-таки вскрикнула или шумно вздохнула, потому что он тут же повернулся. Я
нащупала выключатель, свет настольной лампы был тусклым, желтоватым. Павел
поднялся и шагнул ко мне.
– Все в порядке.
Я потерла лицо руками, сбрасывая остатки сна.
– Ты выглядишь испуганной, – заботливо произнес
Павел. – Кошмары замучили?
– Странный сон. Хотя скорее глупый.
– Это похоже на воспоминание? – садясь на кровать
рядом со мной, задал он очередной вопрос.
– Ни на что это не похоже. Почему ты не спишь? Боишься
незваных гостей?
– Нет. Просто бессонница. Трудно уснуть, когда ты так
близко, – улыбнулся он. – Ворочался с боку на бок и боялся тебе
помешать.
– Зря боялся. Я совсем не против, чтобы ты мне мешал.
– Правда?
Он обнял меня за плечи и привлек к себе. Осторожно
поцеловал. Потом еще раз, уже настойчивее, поцелуй был долгим. Вместо того
чтобы заключить его в объятия, я отстранилась. Совершенно нелепая мысль пришла
мне в голову и теперь не давала покоя. Я открыла верхний ящик тумбочки, сунула
в него пальцы, а потом резко ящик захлопнула. И взвыла от боли.
– Ты что, спятила? – рявкнул Павел, вскочил и
посмотрел на меня сверху вниз. Лицо его было злым и испуганным одновременно. Но
в тот момент мне было не до него. Острая боль пульсировала в пальцах. Я накрыла
их правой рукой и замерла. Боль стихла почти мгновенно, хотя на коже красный
рубец был еще заметен. – Что за глупости? – хмуро спросил Павел.
– Мне кажется, я умею… как-то справляться с болью.
– Справляться?
– Ну да. Я сломала Олегу нос, а потом… его вылечила.
– Ты сломала ему нос?
– Он меня разозлил. И я его ударила.
– Да ничего ты ему не сломала. Глупости. И сейчас… это
просто самовнушение. Неужели ты не понимаешь? И не жди, что я буду участвовать
в твоих дурацких экспериментах. Не хватало мне только пальцы ломать.
