– Да-да, Марина Геннадьевна, а я уже начал сомневаться,
что вы когда-нибудь объявитесь. Вы в городе? Нам срочно необходимо встретиться.
– Да, я понимаю. А могли бы мы встретиться где-нибудь…
в кафе, например, а не в вашем кабинете?
– Чем вам мой кабинет не симпатичен?
– Откуда мне знать, если я там никогда не была.
Выслушав меня, вы поймете, почему я предпочитаю встретиться в неформальной
обстановке.
– Заинтриговали вы меня, Марина Геннадьевна. Что ж, я
не против встречи… в неформальной обстановке. Думаю, часам к шести я
освобожусь. Прямо напротив моей работы есть кафе с милым названием «Ладушка».
Там и увидимся.
– Не скажешь, что место очень подходящее, –
буркнула я, а он засмеялся. – Как думаешь, что у него на уме? –
отбросив телефон, спросила я Алексея. Он пожал плечами. – Сунемся в кафе,
и нас сразу же определят в здание напротив, причем в наручниках.
– Лучше не надо, – подумав, ответил он. – Для
них лучше.
Через пару часов мы отправились в город. Перед тем как сесть
в машину, Алексей сказал Ларисе:
– Ты остаешься здесь. И без глупостей.
Она ничего не ответила, только покрепче прижала к себе
ребенка и замерла на крыльце, ожидая, когда мы уедем. Всю дорогу я здорово
нервничала и оттого молчала. Алексею, судя по всему, тревожные мысли не
досаждали, я заподозрила, что нервов у него нет вовсе. По крайней мере, именно
такое впечатление он производил. Встретиться со следователем было моей идеей,
так что приставать к Алексею с вопросом: «А не сваляли ли мы дурака,
отправившись в кафе?» – было по меньшей мере глупо. Меня волновала еще одна
проблема: что можно рассказать Савушкину? Точнее, каким образом заставить его
выслушать до конца мой рассказ, а главное, в него поверить. Последнее казалось
особенно проблематичным. По дороге я дважды набирала номер Павла, но его телефон
по-прежнему был отключен.
В кафе мы вошли без пяти минут шесть. Я огляделась,
высматривая свободный столик. Такового не оказалось, я в досаде чертыхнулась, и
тут мужчина, сидевший в центре зала, поднялся и махнул мне рукой.
– Марина Геннадьевна!
Следователь, к моему удивлению, оказался совсем молодым
мужчиной, было ему не больше тридцати. Невысокий, узколицый, с пшеничного цвета
волосами, светлоглазый и румяный. Язык не поворачивался называть его по
имени-отчеству. Я бы предпочла мужчину в летах, с сединой и жизненным опытом.
Хотя в мою историю и молодому человеку, и пожилому поверить одинаково трудно.
Глеб Григорьевич, окинув моего спутника внимательным
взглядом, едва заметно нахмурился, зато мне улыбнулся широко и сердечно.
– Рад познакомиться, – он назвал свое имя и пожал
мне руку. Алексею кивнул, тот в ответ даже на кивок не расщедрился, пододвинул
мне стул и только после этого сел сам. Такая вежливость произвела на Савушкина
впечатление, теперь он смотрел на Алексея с любопытством, словно гадая, кто
перед ним. Я его прекрасно понимала, так как тот же вопрос уже не раз задавала
себе сама. Официантка принесла нам кофе, а я поняла, что к разговору совсем не
готова, и в отчаянии ляпнула:
– Я не знаю, кто я. Оттого не спешу в ваш
кабинет. – Савушкин посмотрел серьезно и кивнул. – Буду очень
признательна, если вы меня выслушаете.
– Выслушать вас я не против, – заметил он со
вздохом. – Только вы должны понимать…
– Выслушайте сначала, – перебила я и рассказала
свою историю, не вдаваясь в подробности и утаив два существенных факта: то, что
в доме за городом находится бывшая жена Павла с ребенком, и то, что вчера
вечером мы были в здании фонда. Глеб Григорьевич слушал, помешивая ложечкой в
чашке, ложка звякала, и это меня ужасно раздражало. Когда я закончила, он
некоторое время молчал, а я начала томиться. – Понимаю, в такое поверить
непросто, – не выдержала я, он вскинул голову и усмехнулся.
– День сегодня полон неожиданностей. Рано утром пришло
сообщение о бойне, которую кто-то учинил в здании фонда, кстати, того самого, о
котором вы рассказали. Жуткое зрелище, скажу я вам. Девять трупов и один
свидетель. Он хоть физически совсем не пострадал, но рассудка лишился и ничего
толкового поведать не может. Даже свою фамилию назвать не в состоянии. Зато
очень эмоционально повествует о том, что видел чудовище, монстра, который
разорвал на куски девять человек. Врачи говорят, это последствие шока. О том,
что там было на самом деле, остается только догадываться, но девять трупов –
это слишком. К тому же все погибшие были вооружены до зубов, что тоже наводит
на размышления. А к обеду в моем кабинете появился Павел Самсонов и рассказал
совершенно невероятную историю. О стрельбе в здании фонда он уже слышал, думаю,
это и заставило его прийти к нам. Теперь вот вы… И что я буду докладывать
начальству? То-то оно обрадуется.
– Сочувствую, – буркнула я. – Только как бы
скверно вы себя сейчас ни чувствовали, поверьте на слово, мне еще хуже.
Он кивнул, вроде бы соглашаясь:
– История, прямо скажем, фантастическая.
– Другой нет. Я хочу знать, кто я, то есть кем я была
четыре месяца назад.
Савушкин достал из кармана фотографию и протянул мне. На
снимке был Геннадий Андреевич. От его самоуверенности и следа не осталось,
совершенно безумная физиономия.
– Знаете его?
– Да, – со вздохом призналась я. – Именно он
выдавал себя за командира какой-то сверхсекретной группы, в которую якобы
входили я и Павел.
– А если это действительно так? – помедлив,
спросил Глеб Григорьевич. – Конечно, глядя на вас, трудно представить, что
это правда, но… чего только в жизни не бывает. Это я к тому говорю… это я к
тому, – с невеселой улыбкой продолжил он, – что мы ненароком можем
влезть со своим расследованием в такое дерьмо…
– Так вот что вас беспокоит, – разозлилась я.
– Марина Геннадьевна, – он поднял руку в
предупредительном жесте. – Я человек маленький, у меня начальство есть,
пусть оно и ломает голову.
– А у меня подруга, которую убили, и шеф, который тоже
погиб.
– Вот именно. Значит, кроме Самсонова, у вас свидетелей
нет.
– Вы что, в убийствах меня подозреваете? –
ужаснулась я.
