– Полный звездец, – констатировал Алексей и двинул
ему кулаком в затылок, должно быть ощутимо, потому что тот хоть и продолжал
дергаться, но уже не орал. Лариса подползла к сыну, прижала его к груди и
что-то бормотала, раскачиваясь из стороны в сторону.
– Что с ребенком? – спросила я испуганно. Савушкин
подошел к ней, но освободить малыша из ее рук не смог.
– С ребенком все в порядке? – несколько раз
произнес он беспомощно, пока Лариса наконец не кивнула утвердительно. Хотя
какой уж тут порядок.
– Где-то в шкафу есть веревка, – сказал мне
Алексей. – Найди.
Среди нас он был единственным, на кого разыгравшаяся сцена
сильного впечатления не произвела. Меня все еще трясло, Савушкин выглядел
ничуть не лучше. Однако слова Алексея дошли до меня, и я принялась выдвигать
ящики шкафа в поисках веревки. Нашла ее и только после этого спросила
Савушкина:
– У тебя наручники есть?
– Нет.
– Что ты за мент? Ни оружия, ни наручников.
– Я не мент, я следователь следственного комитета.
– Ну извини, – вздохнула я и передала веревку
Алексею. Тот очень ловко связал бритому сначала руки, а потом ноги,
предварительно съездив ему в челюсть и лишив сознания. Когда тот стал приходить
в себя, мы уже немного успокоились. Я отыскала аптечку, оставшуюся в доме с тех
пор, когда Алексей занимался врачеванием моих ран, смыла кровь с лица Ларисы и
заклеила рану лейкопластырем. Сына из рук она не выпускала, на мои действия не
обращала внимания. Тут мальчик попросил пить, и все вздохнули с облегчением.
– Кто этот тип? – повернувшись ко мне, спросил
Савушкин.
– Понятия не имею.
– В самом деле? А у меня сложилось впечатление, что вы
друг друга хорошо знаете.
– Я замучилась тебе объяснять, что ничего не помню из
своей прежней жизни. И этого припадочного вижу второй раз.
«Припадочный» открыл глаза и криво усмехнулся. Савушкин
шагнул к нему, но тот даже не взглянул в его сторону, таращился на меня и
скалил зубы.
– Ты пожалеешь, что меня не убила, – заявил он,
сплевывая кровь. – Я буду тенью ходить за тобой, я убью всех, кто…
– Ну это ты зря, – перебил его Глеб
Григорьевич. – Того, что ты тут наворотил, хватит на несколько лет, а если
выяснится, что ты не зря языком молол и убийства твоих рук дело, пожизненное
тебе обеспечено.
– Дурак, – засмеялся бритый. – Нет такой
тюрьмы, где я задержусь дольше, чем на месяц.
– Это мы еще посмотрим. Тоже мне, герой. Зовут тебя
как?
– Ты сдохнешь раньше, чем это узнаешь.
– Серьезно? Узнаю, и очень скоро. Видел я таких крутых,
посмотрим, что ты запоешь через недельку.
– Посмотрим, что через недельку запоешь ты, –
заявил бритый и ехидно засмеялся.
– Надеешься, что тебя признают невменяемым?
– Надеюсь, что к тому времени выпущу тебе кишки.
Савушкин оказался терпеливым парнем, я-то думала, что он не
откажет себе в удовольствии съездить наглецу по физиономии, но он только
головой покачал. Правда, отошел в сторону, должно быть избегая соблазна.
Пистолет он все еще держал в руке, но вроде бы не знал, что с ним делать.
Покосился на нас, достал мобильный из кармана и набрал номер.
– Где вы, черт вас возьми? – рявкнул он в
трубку. – Тут у меня псих с покушением на убийство. На развилке
сворачивайте направо, и побыстрее… Ну, денек, – пожаловался он, убирая
мобильный. А я сообразила, что своих он успел предупредить еще до того, как
сюда приехал, а это значит, что скоро они будут здесь. Требовалось оценить
ситуацию. На это ушло не больше минуты.
– Мне надо встретиться с одним человеком, –
направляясь к двери, сказала я Савушкину.
– С каким еще человеком?
– Долго объяснять. Я позвоню.
– Что? Никуда ты не уйдешь, – заволновался
он. – Это не шутки, ты не можешь…
– Не зли ее, – сказал Алексей и легко отобрал у
него оружие. Эта легкость так удивила Савушкина, что он замер, ошарашенный, а
Алексей наставительно изрек: – Не смей указывать, что она может, а что нет. И
прекрати ей «тыкать». – Проходя мимо бритого, он опять дал ему по
кумполу. – Пистолет я у крыльца брошу, – добавил Алексей. –
Этого оставь в доме. Ставни и дверь запри. Сами дожидайтесь на улице, пока твои
не приедут. И предупреди их, чтобы в дом входили осторожно. Веревками его
надолго не удержишь.
– Извини, – сказала я Савушкину. – Если я
отправлюсь с тобой, они опять начнут копаться в моих мозгах, а я не хочу быть
подопытным кроликом ни у плохих дядей, ни у хороших. – И, не дожидаясь его
ответа, вышла из дома. Алексей, догнав меня, предупредительно распахнул дверь
машины, а я подумала, что в такой ситуации он мог бы не церемониться.
Машина сорвалась с места, но метров через сто Алексей съехал
с проселочной дороги в лес, не особенно в него углубляясь, что на «БМВ», в
общем-то, было невозможно. Его действия были мне понятны, он не хотел
столкнуться со спешащими на помощь Савушкину людьми, а это бы непременно произошло,
ведь дорога здесь одна.
Очень скоро послышался характерный звук, потом я увидела в
просвете между деревьями две машины, на большой скорости пролетевшие в
направлении дома. Дождавшись, когда они скроются за поворотом, Алексей завел
мотор, торопясь покинуть это место.
– В город? – спросил он. Я кивнула.
Говорить мне не хотелось, думать тоже. Я включила радио,
чтобы отвлечься. Закрыла глаза, прислушиваясь к знакомой песне, и ее слова
вдруг отдались в душе глухой болью. «Пусть никто никогда не полюбит его, пусть
он никогда не умрет», – повторила я вслед за Бутусовым и мгновенно
провалилась в пустоту.