– Товарищи командиры, – обратился к Попову с Григоровым Левченко, поправив на плече СВТ, – надо бы трофеи собрать, оружие и боеприпасы. Про харчи подумать, может, у немчуры есть что поджевать, они запасливые. А то своих-то маловато осталось. Может, кто из немцев раненый. С ними тоже вопрос решить надобно. Наших погибших с честью похоронить. Что делать будем?
Попов с Григоровым посмотрели друг на друга. Одно дело бой вести, но совсем другое – думать, что дальше будет, к чему готовиться. Одно слово – молодежь. Им бы подвиги совершать, а за жизнь простую как-то недосуг подумать. Старый воин – мудрый воин. Левченко был прав, как всегда. Первым пришел в себя Попов. Развернувшись к своим бойцам, он приказал:
– Котов, Овчаренко, возьмите бойцов, обойдите место боя. Собирать оружие, боеприпасы, продовольствие и снаряжение. Место сбора возле этого бронетранспортера. Если где немец раненый лежит, добить. Пленные нам не нужны. Наших раненых тоже сюда сносите. Мамонов, дуй за подводами и сюда подгоняй. Разведчикам скажешь, чтобы поехали назад по шоссе проверить, нет ли других немцев. Задача понятна? Вперед.
– Наших погибших можно похоронить на позиции первого орудия. Там уже могилу ребята копают. Да и место хорошее. На холме, в стороне от шоссе. Сносите наших туда, – добавил Григоров.
Попов в подтверждение этих слов кивнул своим подчиненным. Красноармейцы, разбившись на группы, начали обходить убитых немцев, снимая с них оружие, подсумки с боеприпасами, проверяя ранцы, а кто-то и карманы, заодно снимая с рук часы и кольца. Бой боем, но военную добычу никто не отменял, хотя официально мародерство было запрещено.
– У тебя какие потери, Григорий Васильевич?
– Да вот, когда немец по мне палить из пушки начал, мы орудие с первой позиции успели убрать за холм, так этот гад умудрился попасть в лесок, где передок с лошадьми стоял. Блудова и одну лошадь насмерть. Так что орудие осталось без одного номера и частично без конной тяги. Остальные все целы. Надо что-то думать, командир.
Вдруг внутри «Ханомага» раздались ругательства и звуки ударов:
– Ах ты, курва немецкая! А ну вылазь, швайне, мутер, трах тебя! Чего спрятался!
Все, кто остался стоять рядом с «Ханомагом», вскинули оружие, направив его на бронетранспортер. В десантном отделении показался Тишко, он держал кого-то за шиворот и толкал перед собой. Они спрыгнули на дорогу и вышли из-за открытых дверей. Перед Тишко стоял чуть выше его ростом, пухлый, на вид лет около сорока немец. Его короткие рыжеватые волосы прикрывала маленькая пилотка (по сравнению с размером головы), мундир был расстегнут, ремень отсутствовал. Увидев наставленное на него оружие, немец быстро поднял руки вверх. Его крохотные, похожие на поросячьи глаза забегали и быстро заморгали. Тишко толкнул немца прикладом в спину, в сторону командиров:
– Як его, в расход или как, товарищи командиры?
Увидев грозные лица советских командиров и направленные на него автоматы, немец завопил:
– Нихт шиссен, герр официр, нихт шиссен! Их бин дойче коммунист. Ротфронт. Гитлер капут. Сталин гут. Не стреляй, товариш. Их бин водить «Ханомаг». Их нихт шиссен русиш зольдатен.
– Что он говорит?
– Просит, чтобы не расстреливали. Говорит, что он немецкий коммунист. Водитель этого бронетранспортера. В наших, говорит, не стрелял, – перевел для всех Григоров. Хотя немецкий он знал только на уровне школьной программы, но догадался по смыслу слов.
– Водитель, говоришь… Отдайте его мне, товарищи лейтенанты. Если не брешет и бронетранспортер целый, он мою пушечку возить будет, – подойдя к командирам, попросил Левченко. Затем, повернувшись к немцу, спросил: – Как зовут тебя, поросенок немецкий? Имя, имя назови?
– А? Майн нейм? Я, я! Ханс Штольке. Хамбург. Де майн фрау инд цвай киндер верен. Кляйне киндер! Их бин ермен мен. Нихт шиссен, герр официр, нихт шиссен!
– Ганс Штольке его зовут. Он из Гамбурга. Там у него жена и двое детей остались. Дети еще маленькие. Он бедный человек. Еще раз просит не расстреливать.
– С такой-то рожей, и бедный! Ладно, старший сержант, бери его себе. Была у тебя тяга конная, теперь будет бронетранспортерная. Да и переодень его в красноармейскую форму, а то наши ненароком пристрелят, – разрешил Попов.
Все вокруг улыбнулись. Немец тоже неуверенно заулыбался, правда, ничего не понял.
Левченко, хлопнув в ладоши, потер их, даже крякнул от удовольствия.
– Тишко, теперь ты мне за этого Ганса головой отвечаешь. Найди ему гимнастерку побольше, пилотку нашу дай. Всюду ходи за ним, даже на горшок.
Андрей взял немца за рукав и указал ему на «Ханомаг»:
– Ганс, ком, арбайтен. Мотор.
Немец аж подпрыгнул, встал по стойке «смирно» и гаркнул со свинячьей радостью на лице:
– Яволь, герр официр!
– Тишко, отведи немца к двигателю, пускай все проверит. А я с товарищем лейтенантом внутри посмотрю. Пойдем, лейтенант, осмотрим трофеи.
К ним подъехали две подводы. С одной соскочил красноармеец, подбежав к Попову, доложил:
– Товарищ лейтенант, полк на связи. Но плохо слышно.
– Хорошо. Я к рации. Тезка, командуй тут сам.
Развернувшись, Попов вместе с прибывшим бойцом побежал за поворот.
К «Ханомагу» начали подходить красноармейцы и складывать в кучу оружие, амуницию, боеприпасы и другое, так необходимое на войне имущество. Несколько человек пронесли на холм двоих наших убитых бойцов из засадной группы. К подводам подвели шестерых раненых, затем четыре бойца на плащпалатках по очереди притащили двоих тяжелораненых. От поворота красноармейцы доставили на холм еще двоих убитых. В братскую могилу положили и Блудова.
Григоров с Левченко залезли в бронетранспортер.
– Вот, командир, тебе новый бинокль. Немецкий, хороший, оптика лучше нашего будет. Давай этих завоевателей разоружим да выбросим отсюда. Наше теперь это хозяйство.
Андрей подошел к немецкому офицеру. Это был светловолосый мужчина лет тридцати с холеным лицом. Его голова была прострелена навылет, в правой глазнице зияла кровавая дыра, а ползатылка не было. Рядом с ним, тоже с дыркой в глазнице и разбитой головой, распластался пулеметчик. Дно десантного отделения было покрыто уже подсохшей кровью. Сняв с убитых ремни с подсумками и кобурой, затем, немного брезгуя, с осторожностью подхватив немцев за руки и ноги, выкинули тех через десантный проем в корме на дорогу. Перед этим Левченко проверил их карманы и забрал документы. Когда другие немцы придут, своих сами хоронить будут. Не гостями к нам пожаловали, а захватчиками. Здесь не до сантиментов.
Левченко поднял офицерский ремень и вытащил из кобуры пистолет:
– Вальтер. Хорошая машинка. Бери, лейтенант. Пригодится. Чем больше у тебя оружия и патронов будет, тем больше проживешь и этих гадов на тот свет отправишь. А я себе парабеллум возьму, тоже вещь неплохая, но побольше размерчиком. Это мы сюда удачно зашли…
