Все трое превратились в эстетов. В конце концов они поняли, что только кино способно подарить им немного любви. С тех пор они смотрят кинофильмы на огромных экранах, в одиночку или всем семейством. И чувствуют себя спокойно. Потому что, если и можно выкинуть телевизор на свалку, обойтись без кинофильмов нельзя. Никто еще не нашел ничего лучшего, чем провести два приятных часа в темном зале. И посмотреть увлекательную историю.
Отель выглядит все таким же нереальным. Он прекрасно сохранился. Лестницы, на которой можно было сломать себе шею, уже нет, к зданию теперь поднимаешься по не очень крутой бетонированной дорожке, ведущей прямо к крыльцу. Меня встречает женщина лет пятидесяти, и я понимаю все, что она говорит по-итальянски.
Она проводит меня в комнату, где я когда-то останавливался. Женщина не похожа ни на сиделку, ни на жену. Когда я разбираю чемодан, до меня доносится вопль, от которого пробегают мурашки по коже:
– Марко-о-о-о! Какого черта ты там копаешься?
Ого, да он еще в порядке, наш Старик! Женщина хочет провести меня к нему в комнату, но я говорю, что это излишне. Не может быть, чтобы Луи переселился в другую.
Он приподнимается на подушках и тянет ко мне свои голые руки, они настолько тонкие, что берет страх. Серая кожа на лице почти прозрачна. Он хрипит и то и дело отвратительно громко отхаркивается. Я обнимаю его и боюсь, что его кости захрустят под моими руками. На лице нет бровей, но взгляд остался по-прежнему доброжелательным, с хитроватыми искорками в глубине зрачков. Проходит две или три минуты, пока мы успокаиваемся настолько, что можем начать разговор. Мне хочется плакать, но я должен сдержаться, чего бы мне это ни стоило. Луи, умоляю, только не говори, что ты позвал меня, чтобы умереть у меня на руках. Не валяй дурака, Луи.
– Садись, Марко.
Сколько раз я рассказывал о Маэстро, спавшем в этой комнате? Сколько раз описывал столик у изголовья и цвет занавесок? В каждом новом рассказе придумывал новые детали, новые впечатления. За тридцать лет я превратил эту комнатушку в мавзолей.
– Молодец, что так быстро приехал. Наверное, у тебя сейчас не много работы?
Я рассказываю ему о Шарлотте, о детях и внуках. Похоже, он слушает с удовольствием, требует детальных описаний того, что я видел и пережил.
– Ты привез фотографии?
Он рассматривает их с видом знатока, словно в его роду были одни фотографы.
– Как с работой?
Я перечисляю названия нескольких моих самых известных фильмов. Он быстро схватывает, что я занимаюсь всю жизнь почти тем же, что и он, но не пытается сравнивать.
– Знаешь, Луи, в одном журнале мне попались очерки о десяти наиболее известных европейских кинорежиссерах нового поколения. Шестеро из них назвали «Сагу» в числе самых сильных детских впечатлений, а трое рассказали, насколько этот сериал повлиял на них.
– Правда?
– Конечно.
Он улыбается. Мне кажется, что ему это льстит.
– Я уже давно ничего не слышал об этом старье. Думаешь, ее еще можно смотреть в наше время?
– Не знаю, не пробовал. Но вообще-то, что еще, кроме кино, может выдержать срок в тридцать лет?
– Говорят, что сейчас придумали интерактивное устройство, которое позволяет редактировать текст так же легко, как это делают со звуком или изображением.
– Лучше не говори мне об этом! Дети подарили мне такую систему на день рождения. У нее экран размером с эту стену. Эта штука позволяет непосредственно вмешиваться в творчество, то есть, ты посылаешь сигналы и устройство само выбирает нужный вариант. Не могу объяснить лучше, потому что сам не до конца понимаю. Например, у тебя есть кнопки «Юмор», «Секс» и «Насилие», ты можешь также менять психологические характеристики десяти главных героев.
– О, Мадонна!
– Нажимая на нужную кнопку, можешь, к примеру, усилить «Юмор», ослабить «Насилие» и добавить «Экзотики», а если захочешь, чтобы главный герой был не слишком злым, нажимаешь на кнопку «1-». Понял?
– Нет, конечно. Но то, что ты рассказываешь, потрясающе.
– Полнейший идиотизм. Я не смог удержаться, чтобы сразу же не поставить все параметры на максимум: «Секс», «Насилие», «Юмор» и так далее. Не могу тебе описать, какое в итоге получилось истерическое зрелище, какой-то коктейль из крови и безумного смеха, все персонажи выглядели чокнутыми, и ты себя чувствовал чокнутым не меньше них.
– Хочешь сказать, что никакая электроника никогда не отнимет у тебя работу?
– Может быть.
– У тебя есть новости об остальных?
Мне очень приятно услышать, как он говорит «об остальных».
– Сначала мы часто перезванивались, а потом… Ты же знаешь, как это бывает… Я немного следил за их жизнью издали. Жером стал настоящей звездой; впрочем, таким он был всегда, но в те дни об этом никто, кроме нас, не знал. Потом он, кажется, занялся режиссурой.
– Лет двенадцать или тринадцать назад он написал мне, что собирается снять фильм. Мне показалось, что он просит у меня разрешения. Как называлась эта вещь?
– «Полная луна». Весьма неплохой фильм.
– Мне тоже так показалось. Но потом он опять засел за сценарий. И правильно сделал, это у него получалось лучше всего. Я видел его на фотографии, где он агитировал за своего приятеля – кандидата в президенты.
– Я знаю, что он развелся с Ооной, женился на какой-то кинозвезде, через две недели бросил ее и снова вернулся к Ооне. Американцы были такими уже в те дни, когда братья Люмьер только придумали кино.
– А чем он занимается сейчас?
– Неизвестно. Его не видно и не слышно уже лет пять. То же самое с Матильдой.
– Она все-таки оставила свой остров?
– Через три или четыре года. Потом снова взялась за романы.
– Розовые?
– Я не читал ни одного. Знаю, что она уехала в Англию, где вышла замуж за какого-то герцога или вроде того. Она исчезла из поля зрения почти пять лет тому назад.
– В то же время, что и Жером?
– В то же время. Никто не знает, куда они пропали.
– Ей должно быть под семьдесят, нашей старушке Матильде. В этом возрасте не исчезают, а просто умирают.
– Слушай, Луи, не думаешь ли ты, что они исчезли вместе?
Мы расхохотались. В течение последующего часа мы устроили настоящую мозговую атаку, перебирая все возможные варианты, объясняющие поведение этих двоих. Ни одна из версий не показалась нам ни достаточно правдоподобной, ни достаточно безумной. Поэтому мы остановились на самом лирическом варианте: Матильда и Жером, всегда любившие друг друга, послали все к черту и счастливо коротают свой век в какой-то глуши, где они в этот самый момент дружно трудятся над очередным сценарием.
