– Нет, – серьезно ответила Дина. – Тебя нужно беречь и слушаться, потому что ты редкий человеческий экземпляр, считающий, что можно вернуться туда, где было хорошо. И, кто знает, может, в этом единственном случае такой ход окажется удачным.
– Пошли чего-нибудь приготовим на такую ораву? – просияла Катя.
– Ничего не нужно. Алена наверняка тащит чертову уйму корзин. Я только хотела спросить. Ты, наверное, вернешься сегодня с Игорем домой? Это не будет слишком большим ударом для профессора?
– Даже если мы уедем, завтра я обязательно приеду к Санта-Клаусу. Это мой родной человек.
В тот вечер собаки, перепробовавшие все блюда, видели только одного грустного человека. Алена через каждый час выходила в сад покурить. Когда она в очередной раз села на скамейку, поеживаясь от холода, Топаз лег у ее ног, а Чарли положил ей на колени свою любимую резиновую курицу.
– Вот такие дела, собаки, – доверительно сообщила Алена. – Здесь столько умных людей, а все понимаете только вы.
* * *
Петр Равников поправил белоснежные манжеты и спокойно подошел к своей подзащитной. Она тревожно подняла к нему лицо с провалами глаз, обострившимся носом, сухими губами.
– Как вы себя чувствуете, Галина Петровна?
– Я?
– Понятно. Постарайтесь судью ни о чем не переспрашивать. Это очень нервная публика. Если что-то не поймете, спросите у меня.
– Я спрошу.
– Теперь о главном. Смотрим только на меня. Если я делаю так, – Равников опять поправил свои манжеты, – нужно заплакать, застонать, закрыть лицо руками. Что получится. Значит, мне нужна пауза. Вы сможете?
– Я только это и смогу.
– Молодец. Я считаю, вы к своей защите готовы. И все же еще один совет. Прокурора не слушаем. Когда начнут читать экспертизу, отвлекаемся, мечтаем о чем угодно.
– О чем?
– О том, что я для вас приготовил.
– Ой.
– Ничего страшного. Все будет хорошо.
– А если вы так не сделаете, а я заплачу?
– Сколько угодно. Но силы нужно поберечь, чтобы заседание не перенесли. Вот вам валидол. Держите постоянно под языком. Захотите воды, просите прямо во время заседания.
Когда вышел судья в мантии, другие люди, все поплыло перед глазами Галины. Она изо всех сил сжала ладони, чтобы почувствовать боль. Потом затравленно взглянула сначала на манжеты Равникова, затем ему в лицо. Он чуть заметно кивнул. Заседание началось. Если бы Галина Петровна могла заткнуть уши во время чтения обвинительного заключения, она бы это выдержала. Но жестокие слова проникали к ней в мозг, как стальные прутья. Равников сделал знак судье, налил стакан воды, дал подзащитной и крепко сжал ее руку, обхватившую стакан. «Не слушаем», – тихо произнес он, не открывая рта.
Судья слушал заключение экспертизы, осматривал вещественные доказательства, сурово хмурил брови.
– Встаньте, подсудимая, – обратился он к Галине. – Вы признаете себя виновной?
– Я убила мужа, – хрипло ответила она и с ужасом уставилась на манжеты Равникова.
– Вы можете пояснить нам, как это случилось?
Равников поправил манжеты. Галина Петровна закрыла лицо руками, изо всех сил стараясь не потерять сознания.
– Моя подзащитная сейчас не может отвечать, – сказал адвокат. – Мы ответим на вопросы суда позже.
– Это ваше право, – заметил судья.
Сергей и Слава, сидевшие в зале, переглянулись. Надеждой на мягкий приговор пока не пахло.
Свидетели-соседки явно упивались предоставленной им трибуной. Они в подробностях рассказывали, когда в день убийства Галина вернулась домой, какие звуки доносились из-за стенки, как на площадку выбежала плачущая Марина и позвала на помощь.
– У меня вопрос к свидетельнице, – прервал монолог соседки Равников. – Как выглядела девочка, когда выбежала звать на помощь?
– Как она выглядела? Как всегда.
– А как она всегда выглядела?
– Ну, худенькая, конечно. Мать на работе целый день. Отец… Что с него взять.
– Он тоже был худеньким?
– Почему?
– Жена на работе, с него взять нечего.
– Нет, он, конечно, мужчина был плотный.
– Я так понял, слух у вас неплохой, слышите, что за стенкой происходит, правильно?
– Это не мое дело. Что в чужих домах происходит, это меня не касается.
– Позиция свидетеля понятна. Я попрошу суд приобщить к делу документы из клиники, где проходит лечение Марина Иванова. Здесь написано, в каком состоянии она поступила, как выглядела: кровь, гематомы, разорванное платье. Здесь акт экспертизы, подтверждающий то, что девочка регулярно подвергалась нечеловеческим истязаниям. Каким бы стеснительным и сдержанным ни был ребенок, такую боль выносить молча он не может. Каких же свидетелей нам подготовило обвинение? Разве это не те люди, которые постоянно оставляли без какой-либо поддержки ребенка, находящегося в заведомо беспомощном состоянии? Разве они сами не должны сидеть на скамье подсудимых?
– Так мы полстраны посадим на эту скамью, – пробурчал под нос судья. – Суд постановил: приобщить к делу представленные стороной защиты документы.
– У нас есть ходатайство о вызове в суд ранее не заявленного свидетеля, имеющего самое прямое отношение к делу. Это Марина Иванова.
– О-о-й! – тоненько застонала Галина Петровна.
– У обвинения есть возражения? – спросил судья.
– Да, – ответил прокурор, – причем хочу сослаться на документы, предоставленные защитой. Больной, потрясенный ребенок. На его глазах мать убила отца. Как мы можем доверять таким показаниям?
– Очень просто, – ответил Равников. – С ребенком приглашен врач-психолог, который принес заключение психиатра о полной адекватности Марины Ивановой. И впредь я попросил бы обвинение не передергивать мои слова. Тяжелое физическое и моральное состояние не влияет на способность юного мозга запоминать детали.
– Пригласите свидетеля, – сказал судья.
У Марины дрожали губы, подбородок, подгибались колени, когда психолог, держа за руку, привел ее в зал заседаний. Но она нашла взглядом мать и улыбнулась ей. Галина громко всхлипнула и зажала рот руками, чтобы не зарыдать в голос.
– Здравствуй, Марина, – серьезно и спокойно сказал судья. – Мы собрались здесь, чтобы разобраться в том, что случилось в твоей семье. Что с тобой случилось. С твоим папой. Ты можешь отвечать на наши вопросы?
– Я могу, – ответила Марина.
– Тогда четко произнеси свои имя, фамилию, возраст, адрес, чтобы мы внесли это в протокол.
Когда в мертвой тишине зала зазвучал детский голос, ничего не слышала только Галина Иванова. Ее голова наполнилась звоном, сердце просто отказывалось биться. Она приоткрыла рот, хватая воздух, а перед глазами вдруг четко возникла сцена, которую она увидела, когда прибежала с работы домой. Ее маленькая истерзанная девочка с искусанными в кровь губами в огромных руках этого скота. Галине нестерпимо захотелось выбежать из этого тесного зала, просто бежать куда глаза глядят. Она с надеждой посмотрела на манжеты Равникова, умоляюще взглянула ему в глаза. Он чуть заметно строго покачал головой. Нужно слушать.
