Мне пришлось объяснить, что теперь я смогу угадывать его
настроение только по выражению лица, жестам и взгляду скрытных, неуловимо
жестоких карих глаз.
Разумеется, внешне он стал еще прекраснее.
Покончив с разъяснениями, я отвел его в свой тайный склеп –
в золоченую комнату с двумя каменными саркофагами – и показал, где следует
спать днем.
Он не испугался. Воистину ничто не внушало ему страха.
– Что стало с твоими грезами, Амадео? – спросил я,
сжимая его в объятиях. – Что стало с монахами и далеким стеклянным
городом?
– Мастер, я достиг рая, – отвечал он. – Вся краса
Венеции была лишь прелюдией Темного Ритуала.
И тогда я в тысячный, наверное, раз подарил ему Поцелуй
Крови. Он принял ласку и с улыбкой отстранился.
– Совсем по-другому.
– Сладко или горько? – спросил я.
– Сладко как никогда, ведь ты исполнил все желания моей
души. И больше не тянешь меня за собой на кровавой ниточке.
– Амадео, любимый, – прошептал я, крепче прижимая его к
себе.
Мне казалось, все тяжелые минувшие века я провел в ожидании
именно этой минуты. Мне вспомнились осколки былого, обрывки мечтаний и снов.
Только Амадео настоящий! И Амадео со мной!
И мы легли спать – каждый в своем саркофаге. Закрывая глаза,
я боялся только одного: что блаженство не продлится долго.
Глава 22
Несколько следующих месяцев пролетели в наслаждении свободой
и удовольствиями, о которых я прежде и не помышлял. Амадео стал великолепным
спутником и учеником, а я нежно, но настойчиво заставлял его усваивать все
необходимые знания: с одной стороны, право и государственное устройство,
историю и философию, а с другой – секреты вампирского существования. Последние
он воспринимал с радостным энтузиазмом, превосходившим все ожидания.
Я думал, что он по молодости захочет попробовать невинной
крови. Однако, после того как я объяснил, что чувство вины разъедает сердце,
он, к моему удивлению и радости, неизменно охотился только на преступников, не
омрачая свою душу.
Он с удовольствием выслушивал мои указания относительно
поведения в обществе смертных, и вскоре был готов вновь встретиться со своими
прежними друзьями. Он мастерски обманывал мальчиков, а те чувствовали, что
Амадео изменился, но не знали и не могли знать, в чем именно, и не осмеливались
спросить, дабы не обнаружить своих сомнений и тем не нарушить мир, неизменно
царивший в нашем дивном доме.
Даже Риккардо, старший из подмастерьев, ни о чем не
подозревал: он считал Мастера великим магом, который с помощью волшебства спас
жизнь всеми любимому Амадео.
Но впереди нас ожидала встреча с прекрасной Бьянкой, которую
мы не видели с ночи, когда заболел Амадео, и я понимал, что моему ученику
предстоит серьезнейшая проверка.
Что она подумает о неправдоподобно быстром выздоровлении
Амадео после стычки с лордом Гарлеком? Что придет ей в голову при виде его
светящейся кожи и мерцающих волос? А что решит он, заглянув ей в глаза?
Для меня не было секретом, что Амадео обожал Бьянку и
дорожил ею не меньше, чем я. Мы должны были с ней повидаться. Мы и так слишком
долго откладывали.
И вот наконец в один прекрасный вечер мы, поохотившись,
чтобы наши тела казались теплее, отправились к ней с визитом.
Едва мы подошли к дому Бьянки, я заметил, что Амадео
расстроен. Как выяснилось, ему очень хотелось рассказать ей обо всем, что произошло,
но он знал, что это невозможно, и потому переживал. Только тогда я осознал, как
сложно ему таиться и как он молод и даже слаб, невзирая на всю свою вампирскую
мощь.
Оказалось, что состояние души Амадео – куда более важный
повод для волнений, чем подозрения Бьянки, ибо она выразила только радость по
поводу его выздоровления.
Вместе они казались братом и сестрой, и, вспомнив о
вырванной у него клятве, я пожалел, что не могу отвести его в сторону и
напомнить о ней. Но мы стояли в гостиной среди других гостей, вокруг играла
музыка и лилась беседа.
– Пройдемте в спальню, – предложила она. Ее
очаровательное овальное личико сияло от счастья. – Я так рада вас видеть.
Почему вы не пришли раньше? Конечно, вся Венеция уже знает, что Амадео здоров,
а лорд Гарлек вернулся домой. Раз уж вы не могли прийти, то хотя бы написали!
Я рассыпался в извинениях, объявив, что всему виной моя
рассеянность. Действительно, следовало прислать письмо. Но меня так ослепила
любовь к Амадео, что я больше ни о чем не мог думать.
– Я прощаю тебя, Мариус, – благосклонно произнесла
Бьянка. – Тебе я бы простила все на свете. Посмотри на Амадео! Он выглядит
даже лучше, чем раньше.
Я благодарно принял ее поцелуй, но заметил, что Амадео
мучается, когда она обнимает его и сжимает его руку. Ему слишком тяжело
смириться с разделяющей их пропастью, но выбора нет. Поэтому я не спешил
уходить.
– А как дела у вас, прелестная сиделка, сохранившая Амадео
жизнь до моего прихода? – спросил я. – А у ваших родственников? Вы
счастливы, надеюсь?
Она мелодично рассмеялась.
– Ах да, мои родственники! Кое-кого из них постиг печальный
конец. Насколько я понимаю, Великий Совет считает, что их убили оскорбленные
должники. Не стоило моим родственникам являться со своими замыслами в Венецию.
Но все знают, что я ни при чем. Так мне сказали члены Великого Совета. Вы не
поверите, но я даже разбогатела.
Конечно, я заметил, что должники ее злосчастных родичей
после убийства одарили ее щедрыми подношениями.
– Я счастливая женщина, – тихо проговорила Бьянка,
пристально глядя на меня. – И совершенно изменилась. Ведь я впервые
познала, что такое истинная свобода.
Она окинула нас с Амадео жадным взглядом. Я чувствовал, как
от нее исходит желание, и понимал, что ей хочется более близкого знакомства.
Она подошла ко мне, обвила руками и поцеловала.
Я поспешно отстранился, но добился лишь того, что она обняла
Амадео и поцеловала в щеки и в губы.
А потом указала на постель.
– Вся Венеция расспрашивает о моем маге и его
ученике, – сердечно сказала Бьянка. – А они приходят ко мне, ко мне
одной!
Я позволил ей прочесть в моих глазах, что люблю ее, что
перейду все границы, если она тотчас не примет меры, и сел на кровать.
Прежде я никогда не позволял себе подобных вольностей. Но
сейчас Бьянка не скрывала своих желаний. Мы слепили ей глаза. Мы стали ее
кумирами.
В платье из блестящего шелка она выглядела пленительно.
