– Да, но превзошел ли я флорентийца Боттичелли? –
спросил я.
Его лицо потемнело. Он слегка нахмурился.
– Я отвечу за вас, если позволите, – продолжал
я. – Нет, не превзошел.
Он кивнул.
– Вот и думайте, – заключил я. – Я бессмертный, а
Боттичелли – просто человек. И который из нас способен творить чудеса?
Мне слишком больно было оставаться в его комнате дольше.
Я протянул обе руки и нежно обнял его голову. Он не успел
остановить меня, попытался высвободиться, но, разумеется, ничто не могло
заставить меня ослабить хватку.
Я встал совсем рядом и шепотом произнес:
– Позвольте сделать вам подарок, Рэймонд Галлант. Слушайте
внимательно. Я вас не убью. Я не причиню вам вреда. Я лишь хочу показать вам
клыки и Кровь, а если позволите – имейте в виду, я спрашиваю разрешения, –
если позволите, я уроню каплю Крови вам на язык.
Я открыл рот, обнажив клыки, и почувствовал, как застыло все
его тело. Он забормотал на латыни отчаянную молитву.
Тогда я, как сотню раз делал это для Амадео, пронзил себе
язык.
– Хочешь Крови? – спросил я.
Он закрыл глаза.
– Я не собираюсь принимать за тебя решение. Тебе нужен мой
урок?
– Да! – прошептал он, в то время как душа его твердила:
«Нет, нет, нет...»
Я запечатлел на его губах жгучий поцелуй. Кровь вошла в
него, и он содрогнулся.
Когда я его отпустил, он с трудом держался на ногах. Но этот
юноша был далеко не трусом. Лишь на миг он склонил голову, а потом обратил ко
мне затуманенные глаза и несколько мгновений стоял словно зачарованный.
Я терпеливо ждал.
– Примите мою благодарность, Рэймонд. – Я готовился
уйти через окно. – Напишите мне все, что разузнаете о Пандоре, а если не
получится, я пойму.
– Не смотрите на нас как на врагов, Мариус, – отозвался
он.
– Не стану, можете не бояться, – сказал я. – Я
никогда ничего не забываю. Я навсегда запомню, что вы рассказали мне о ней.
И я ушел.
Я вернулся в спальню, где Амадео все еще дремал, словно
опоенный вином, хотя пил только человеческую кровь.
Я собрался продолжать записи. Я попытался разумно изложить
только что состоявшийся разговор. Попробовал описать Таламаску, основываясь на
откровениях Рэймонда Галланта.
Но в конце концов я поддался искушению и принялся, как
последний дурак, исписывать страницы словом «Пандора», а потом, уронив голову
на скрещенные руки, представлял ее лицо и грезил, что шепчу ей о своей любви.
Пандора в северных странах... Что за страны? Зачем она там?
Ах, только бы найти ее спутника-азиата – уж я бы разделался
с ним быстро и беспощадно, я бы освободил ее от притеснений. Пандора! Как ты
допустила такое? И стоило мне задаться этим вопросом, как я осознал, что спорю
с ней совсем как в прежние времена.
Когда пришло время отправляться в дневное укрытие, я
обнаружил, что Бьянка спит в студии на длинном шелковом ложе.
– Какая ты красивая! – сказал я, нежно целуя ее волосы
и сжимая прелестное округлое плечо.
– Я тебя обожаю, – прошептала она в ответ и снова
погрузилась в сон – моя чудесная, милая девочка.
Мы проследовали в золотую комнату, где нас ожидали гробы.
Прежде чем открыть свой саркофаг, я помог Амадео снять крышку.
Амадео устал. Его измотали танцы. Но он что-то прошептал
сонным голосом.
– Что-что? – переспросил я.
– Настанет время – и ты не выдержишь: передашь Бьянке Кровь.
– Нет, – ответил я, – прекрати эти речи, ты меня
злишь.
Он рассмеялся – холодно и бесстрастно.
– Знаю, что передашь. Ты слишком ее любишь, чтобы смотреть,
как она начнет увядать.
Я твердо сказал:
– Нет.
И отправился отдыхать, не представляя себе, что так
завершилась наша последняя ночь, последняя ночь моего могущества, последняя
ночь Мариуса Римского, гражданина Венеции, художника и чародея, последняя ночь
моего Золотого века.
Глава 24
На следующую ночь я по обыкновению поднялся и около часа
ждал, пока Амадео откроет глаза. В его возрасте не так быстро реагируешь на
закат, как я, да и среди других вампиров время пробуждения разнится вне
зависимости от возраста.
Я сел в золоченой комнате и погрузился в раздумья об ученом
по имени Рэймонд Галлант. Мне было интересно, последовал ли он моему приказу
уехать из Венеции. Какую опасность он может навлечь, думал я, если у него
возникнет такое желание? Кого он настроит против меня и под каким предлогом?
Я был слишком силен, чтобы меня уничтожили или взяли в плен.
Абсурд! В худшем случае этот человек объявит меня опасным алхимиком или даже
демоном, тогда придется забирать Амадео и уходить.
Но такие мысли меня не радовали, поэтому в те тихие моменты
я предпочитал верить Рэймонду Галланту и вспоминать его с симпатией, а также
мысленно осматривать город в поисках признаков присутствия храброго юноши,
каковое возмутило бы меня в высшей степени.
Я только начал расследование, когда мой разум затмило
чудовищное видение.
Я услышал, как из моего дома доносятся крики. Я услышал
вопли тех, кто пьет кровь, – вопли приверженцев сатаны, нечестивые
распевы, и мысленным взором увидел, как мои комнаты пожирает огонь.
В чужих мыслях я рассмотрел лицо Бьянки. Я услышал крики моих
мальчиков.
Я сорвал крышку с гроба Амадео.
– Идем, Амадео, ты мне нужен! – воскликнул я в тот
отчаянный, безумный момент. – Наш дом горит. Бьянка в опасности. Идем!
– Кто там, Мастер? – спросил он, взлетая за мной по
ступенькам. – Те, Кого Следует Оберегать?
– Нет, Амадео, – ответил я, хватая его под мышку и
перемещаясь на крышу палаццо, – это почитатели сатаны. Они тоже
принадлежат к тем, кто пьет кровь. Они слабы. Они сгорят от собственных
факелов! Мы должны спасти Бьянку. Мы должны спасти мальчиков.
Едва оказавшись возле дома, я осознал, что атакующих
невообразимое количество. Сантино осуществил свои сумасбродные мечты. Ретивые
захватчики проникли в каждую комнату, поджигая все на своем пути.
Весь дом полыхал.
