Она набралась опыта и, готовясь к охоте, засыпала меня
вопросами.
Плывя по каналам, я рассказал ей старую историю рощи друидов
и моего похищения. Рассказал, как в древнем дубе мне передали волшебную Кровь.
Поведал о Маэле, до сих пор вызывавшем во мне презрение, и о том, как он
однажды навестил меня в Венеции – гость из иного мира.
– Я же его видела! – приглушенно воскликнула она, но
стены отразили эхо ее шепота. – Я помню ту ночь, когда он приходил. В ту
ночь я как раз вернулась из Флоренции.
Я не слишком хорошо понимал, о чем она говорит. Но слушать
ее рассказ было отрадно.
– Я тогда привезла тебе картину Боттичелли, – сказала
она. – Маленькую, очень красивую, ты потом меня благодарил. Когда я
пришла, тебя ждал высокий блондин, весь в грязи и рваных тряпках.
Теперь я вспомнил. И воспоминания придали мне сил.
Но вот наступил момент охоты – струя крови, смерть, труп,
падающий в канал, и снова резкая боль, затмившая сладость лекарства. Я, ослабев
от удовольствия, рухнул на дно гондолы.
– Еще раз, мне пока мало, – сказал я.
Она насытилась, но пошла со мной. Из нового дома я выманил
очередную жертву, в спешке сломав ей шею. Я убивал одного за другим, и только
изнеможение заставило меня прекратить душегубство, ибо раны продолжали
требовать крови.
Наконец, привязав гондолу, я заключил Бьянку в объятия и,
завернув в плащ, прижал покрепче к груди, как Амадео. Мы с ней поднялись в
небо, и я полетел далеко-далеко – туда, откуда Венецию уже не было видно.
Я слышал, как она отчаянно вскрикивает, но тихим шепотом
велел ей оставаться спокойной и довериться мне, а потом, вернувшись назад,
поставил ее на каменную лестницу на набережной.
– Мы летали в облаках, моя принцесса, – сказал
я. – Мы мчались рядом с ветром, рядом с чистейшими небесными существами.
Она дрожала от холода. Ветер совершенно спутал ее волосы.
Щеки ее разрумянились, а губы окрасились в кроваво-красный цвет.
Я отвел ее вниз, в золотую комнату.
– Но как ты это сделал? – спросила она. –
Расправил крылья, как птица?
– Мне не потребовались крылья, – откликнулся я, зажигая
свечи одну за одной, пока не загорелся целый ряд, чтобы комната казалась
теплее.
Я просунул ладонь под маску. А потом снял ее и повернулся к
Бьянке.
Она пришла в ужас, но лишь на миг, а затем подошла и, глядя
мне прямо в глаза, поцеловала в губы.
– Мариус, наконец-то я снова тебя вижу, – сказала
она. – Это ты.
Я улыбнулся. Я отстранил ее и поднял зеркало.
Я не мог смотреть на отразившееся в нем чудовище. Но теперь
хотя бы губы прикрывали зубы, нос принял какую-то форму, а над глазами выросли
веки. Волосы обрели прежний цвет и густоту и падали на плечи светлыми волнами,
отчего лицо казалось еще чернее. Я отложил зеркало.
– Куда мы пойдем, когда нужно будет уезжать? – спросила
она. Она казалась совершенно спокойной, не ведавшей страха.
– В волшебное место, ты не поверишь, если я расскажу, –
ответил я. – Поднебесная принцесса.
– А у меня получится? – спросила она. – Подняться
к небесам?
– Нет, моя милая, – ответил я, – только через
несколько веков. Чтобы стать такой же сильной, нужно много времени и много
крови. Однако в одну прекрасную ночь ты обнаружишь, что обладаешь этим даром, и
тогда почувствуешь себя странно и одиноко.
– Позволь обнять тебя, – попросила она.
Я покачал головой.
– Поговори со мной, расскажи еще что-нибудь. Расскажи о
Маэле.
Мы устроились рядышком у стены и согрели друг друга.
Я заговорил, поначалу медленно, и поведал ей разные истории.
Я снова рассказал о роще друидов, о том, как стал богом и
сбежал от тех, кто хотел заточить меня в дубе, и глаза ее расширились от
изумления. Я рассказал об Авикусе и Зенобии, о том, как мы охотились в
Константинополе. Рассказал, как обрезал чудесные длинные волосы Зенобии.
И, пересказывая свою повесть, я постепенно успокаивался и
уже не испытывал прежней печали и отчаяния. Я собирался с духом сделать все,
что необходимо.
За всю свою жизнь с Амадео я никогда не рассказывал подобных
историй. С Пандорой мне никогда не было так легко. Но разговаривать с Бьянкой
казалось совершенно естественным, беседа с ней приносила успокоение.
И я вспомнил, что, впервые увидев Бьянку, я мечтал именно об
этом – сделать ее своей спутницей во Крови, непринужденно беседовать обо всем
на свете.
– Давай я расскажу тебе историю повеселее, – предложил
я и завел рассказ о Древнем Риме, о том, как расписывал стены своего дома, а
гости мои хохотали, пили вино и валялись на траве в саду.
Я заставил ее рассмеяться, и ее смех на мгновение заставил
боль отступить.
– Однажды я встретил большую любовь, – сказал я.
– Расскажи о нем, – попросила она.
– Не о нем, а о ней, – ответил я и поразился, что взял
и заговорил о Пандоре. Но продолжил: – Я знал ее, когда мы оба были смертными.
Я был молод, она – совсем ребенок. В те времена женщины вступали в брак еще
девочками, но ее отец мне отказал. Я так и не смог ее забыть. А потом, уже
получив Кровь, я снова встретил ее, и...
– Продолжай, расскажи мне все. Где вы встретились?
– И Кровь перешла к ней, и мы остались вдвоем. Мы провели
вместе двести лет.
– Долгий срок, – сказала она.
– Да, долгий, но в то время нам так не казалось. Каждая ночь
приносила что-то новое, я любил ее, а она любила меня; правда, мы часто
ссорились...
– Но по-хорошему? – спросила она.
– Да, по-хорошему, какой верный вопрос, – ответил
я. – По-хорошему, за исключением последнего раза.
– А что случилось в последний раз? – нежно спросила
она.
– Я повел себя неверно, жестоко. Я совершил ошибку. Я резко
и без предупреждения покинул ее и до сих пор не могу найти.
– То есть ты даже сейчас ее ищешь?
– Не ищу, потому что не знаю, где искать, – позволил я
себе маленькую ложь, – но я всегда начеку...
– Зачем ты так поступил? – спросила она. – Зачем
оставил ее вот так?
