Но и на следующий год я не осмелился написать Рэймонду
Галланту.
Подхватив Бьянку, я улетал в далекие города, где поспешно и
неуклюже отыскивал преступников. Поскольку подобные существа часто сбиваются в
стаи, мы устраивали пиры, наедаясь до отвала; а потом я забирал у
покойников необходимую одежду и золото. И мы успевали до рассвета вернуться в
святилище.
Вспоминая тот период, мне кажется, что таким образом мы
прожили по крайней мере лет десять. Но время – странная вещь, я не могу знать
наверняка.
Но точно помню, что между нами с Бьянкой установилась
сильнейшая связь, казавшаяся абсолютно нерушимой. По прошествии лет она
превратилась в не менее надежного товарища по молчанию, чем по разговорам.
Мы стали единым целым, не спорили, не спрашивали совета.
Гордая и безжалостная охотница, верная величию Тех, Кого
Следует Оберегать, она всегда пользовалась возможностью выпить крови нескольких
жертв за ночь. Казалось, ее тело способно поглотить нескончаемый поток крови.
Она стремилась обрести могущество как за счет меня, так и за счет злодеев,
которых убивала с праведной холодностью.
Плывя по ветру в моих объятиях, она бесстрашно обращала взор
к звездам. И часто легко и непринужденно рассказывала о смертной жизни во
Флоренции, о своей юности, о том, как она любила братьев, буквально
поклонявшихся Лоренцо Великолепному. Да, она не раз встречала моего
возлюбленного Боттичелли и описывала картины, которых я не видел. Иногда она
пела мне песни собственного сочинения. Она с грустью вспоминала смерть братьев
и тот день, когда она оказалась во власти своей родни.
Я любил слушать ее не меньше, чем говорить сам. Наши беседы
текли так живо, что я до сих пор удивляюсь.
И хотя под утро, бывало, она расчесывала прелестные волосы и
вплетала в них жемчужные нити, она никогда не жаловалась на жизнь и носила
туники и плащи убитых нами мужчин.
Периодически, тайно проскальзывая за спины Тех, Кого Следует
Оберегать, она вынимала из драгоценного свертка великолепное шелковое платье и
с удовольствием принаряжалась, чтобы лечь спать рядом со мной, а я осыпал ее
жаркими комплиментами и поцелуями.
С Пандорой я не знал такого покоя. И не ведал счастья
сердечной простоты.
Но только к Пандоре обращены были все мои мысли – к Пандоре,
путешествующей в северных землях, к Пандоре со спутником-азиатом.
И вот наступил вечер, когда после яростной охоты, вконец
обессилев, Бьянка попросила вернуться в святилище пораньше. В моем распоряжении
оказались три часа драгоценного времени.
Я также располагал новым притоком силы, который невольно
скрыл от нее.
И я направился в удаленный альпийский монастырь, сильно
пострадавший от явления, известного историкам как протестантская Реформация. Я
знал, что найду здесь перепуганных монахов, которые согласятся взять золото и
помогут переслать письмо в Англию.
Первым делом я вошел в пустую часовню, где собрал все целые
восковые свечи, чтобы пополнить запас святилища, и сложил их в припасенный
заранее мешок.
Потом я пошел в скрипторий, где сидел старый монах, быстро
писавший какие-то тексты при свете одной-единственной свечи.
Почувствовав мое присутствие, он поднял глаза.
– Да, – быстро отозвался я на его родном германском
наречии, – я необычный человек и выбрал необычный способ прийти к вам, но
поверьте, у меня добрые намерения.
Седовласый, с выбритой тонзурой, он сидел и мерз в пустом
скриптории, и коричневая ряса не спасала от холода. Он глядел на меня с
поистине бесстрашным выражением лица.
Но я напомнил себе, что выглядел как нельзя более
по-человечески. Моя кожа была черна, как у мавра, а поношенную серую одежду я
позаимствовал у очередного обреченного.
Он не сводил с меня глаз и явно не собирался поднимать
тревогу. Я вспомнил старый фокус и положил перед ним кошель золота,
предназначенного для нужд обедневшего монастыря.
– Мне необходимо написать письмо, – сказал я, – и
убедиться, что оно дошло до адресата. Письмо в Англию.
– Католикам? – спросил он, приподняв густые седые
брови.
– Наверное, – пожал я плечами. Естественно, я не
собирался объяснять ему, что Таламаска – светская организация.
– Тогда не стоит писать, – сказал он. – Англия уже
не католическая страна.
– О чем вы говорите? – удивился я. – Не могла же
Реформация проникнуть в такую страну, как Англия.
Он рассмеялся.
– Нет, дело не в Реформации, – объяснил он. – Дело
в тщеславии короля, который собрался разводиться с женой, испанкой и
католичкой, и объявил, что Папа не властен принимать за него решения.
Я так расстроился, что сел на ближайшую скамью, хотя мне не
предлагали садиться.
– Кто вы? – спросил старый монах. Он отложил перо и
поглядел на меня задумчивыми глазами.
– Не имеет значения, – устало ответил я. –
Думаете, нет надежды, что посланное отсюда письмо попадет в замок Лорвич в
Восточной Англии?
– Даже не знаю, – сказал монах. – Вполне возможно,
что попадет. Кто-то поддерживает короля Генриха Восьмого, кто-то восстал против
него. Но по большому счету он стирает с лица земли английские монастыри.
Поэтому, если вы напишете от меня письмо, оно не попадет в монастырь, разве что
прямо в замок. Как нам это устроить? Нужно подумать. Всегда можно попробовать.
– Да, пожалуйста, давайте попробуем.
– Но для начала скажите, кто вы, – повторил он. –
Я не стану писать писем, не получив ответа. И я хочу знать, почему вы украли
все целые свечи в часовне, оставив только оплывшие.
– Откуда вы знаете? – спросил я в невероятном волнении.
Я-то считал, что крался тихо как мышь.
– Я не обычный человек, – сказал он. – Я слышу и
вижу то, что не дано другим людям. Я знаю, что вы не человек. Тогда кто вы?
– Не могу объяснить, – ответил я. – Скажите, как
вы сами думаете, кто я такой. Скажите, видите ли вы в моем сердце истинное зло.
Скажите, что вы видите.
Он долго взирал на меня. Его глаза были ярко-серого цвета,
и, глядя на пожилое лицо, я легко мог представить, каким оно было в молодости –
довольно решительным, хотя сейчас, страдая от людских недугов, он обрел великую
силу характера.
В конце концов он отвернулся и поглядел на свечу, словно
закончив осмотр.
– Я читаю необычные книги, – сказал он приглушенным, но
звучным голосом. – Я изучал тексты, поступившие из Италии, – тексты,
относящиеся к магии, к астрологии и другим темам, которые часто считают
запретными.
