– Разве ты сам не видишь свою роковую ошибку? Вспомни, чему
ты учил меня! Много веков назад к тебе пришли молодые сатанисты и попросили,
чтобы вы с Пандорой дали им все, что имели. Ты отказал им в драгоценном знании.
А нужно было открыть им тайну Матери и Отца!
– Господи, с чего ты взяла?
– А когда Сантино просил тебя в Риме, нужно было привести
его сюда, в святилище! Нужно было показать ему те же тайны, что и мне. Тогда он
не был бы твоим врагом.
Я пришел в бешенство. И это моя умница Бьянка?
– Не понимаешь? – продолжала она. – Неукротимые
глупцы не перестают творить культ из ничего! А ты мог дать им почву для
размышлений! – Она пренебрежительно махнула рукой, как будто я вызывал у
нее отвращение. – Сколько десятков лет мы здесь сидим? И какова моя сила?
Можешь не отвечать. Я знаю, сколько способна вынести. Я себя знаю. Но пойми же,
я так хорошо понимаю наши возможности только благодаря их красоте и величию! Я
знаю, как мы появились на свет! Я видела, как ты выпил кровь царицы. Видела,
как ты очнулся от забытья. Видела, как затянулись твои раны. Но что видел
Амадео? Что видел Сантино? А ты еще поражаешься их богохульству!
– Не называй это богохульством! – внезапно взорвался
я. – Не говори о них как о культе! Я объяснил тебе, что на свете
существуют тайны, тайны, не поддающиеся объяснению. Но мы не служители культа!
– Ты открыл мне истину, – сказала она, – истину,
заключающуюся в их парадоксальном существовании! – Она почти кричала
раздраженным, совершенно чужим голосом. – Ты мог бы разбить крестовый
поход Сантино, всего лишь позволив взглянуть на Священных Прародителей.
Я испепелил ее взглядом. Меня охватило безумие.
Я поднялся на ноги. Я гневно осмотрел святилище.
– Собирай свои вещи, – внезапно выпалил я. – Я
тебя прогоняю!
Она спокойно сидела, как раньше, и смотрела на меня с
холодным вызовом.
– Слышала, что я говорю? Забирай свои любимые платья,
зеркала, жемчуга, украшения, книги, что хочешь. Я отправляю тебя подальше
отсюда.
Она долго смотрела на меня горящими неверящими глазами.
Но внезапно встала и поспешными движениями принялась
выполнять мой приказ.
Уже через несколько мгновений она стояла передо мной,
завернувшись в плащ, прижимая к груди свой сверток, и выглядела точь-в-точь,
как бессчетные годы назад, когда я впервые принес ее сюда.
Не знаю, обернулась ли она посмотреть в последний раз на
Мать и Отца. Я ни на секунду не думал, что кто-то из них захочет помешать
чудовищному изгнанию.
Миг спустя я летел по ветру, не зная, куда ее пристроить.
Я впервые осмелился подняться так высоко и двигаться так
быстро, но обнаружил, что подобная задача мне по плечу. Я сам удивлялся своей
скорости. Оставшаяся внизу земля хранила следы недавних войн, и нам то и дело
попадались разрушенные замки.
В один из таких замков я и отнес ее, прежде убедившись, что
жители оставили разоренный город. Поместив ее в каменной комнате в развалинах
крепости, я отправился подыскать ей место на разрушенном кладбище для дневного
укрытия.
Довольно быстро я убедился, что она вполне способна здесь
выжить. В сгоревшей часовне нашлись подземные склепы. Спрятаться можно было где
угодно.
Я вернулся к ней. Она стояла там же, где я ее оставил, с
торжественным видом не сводя с меня блестящих овальных глаз.
– Не хочу тебя знать! – воскликнул я, дрожа от
злости. – Не хочу тебя знать! Как ты могла сказать такое! Как ты могла
обвинить меня в том, что Сантино похитил моего сына! Не хочу тебя видеть. Ты не
можешь вообразить тяжести бремени, что я влачу на протяжении долгих веков! Ты
знаешь, сколько раз я сожалел о своей ноше? Как ты думаешь, что твой дорогой
Сантино сделал бы, получив в свое распоряжение Мать и Отца? Скольких демонов
привел бы испить Могущественной Крови? А кто знает, что способны допустить Мать
и Отец в своем молчании? Что нам известно об их желаниях?
– Плохо же ты заботишься о своей сестре, – холодно
отвечала она, оглядываясь по сторонам. – Может быть, просто бросишь меня в
лесу на съедение волкам? Уходи. Я тоже тебя знать не хочу. Сообщи своим друзьям
из Таламаски, где ты меня оставил, вдруг они окажутся столь любезны, что
предложат мне кровь. Уходи. Убирайся прочь! Ты мне не нужен!
Хотя вплоть до этой секунды я прислушивался к каждому ее
слову, я оставил ее.
Прошло несколько часов. Я мчался по небу, не замечая, куда
лечу, и восхищался открывавшимся внизу, в тумане, пейзажем.
Оказывается, я стал значительно могущественнее! При желании
я легко мог бы добраться до Англии.
Я увидел горы, затем море, но тут мне стало так плохо на
душе, что оставалось только одно – приказать себе вернуться к ней.
Бьянка, что я наделал?
Бьянка, умоляю, дождись меня!
Я каким-то образом нашел обратный путь сквозь темное ночное
небо. Я нашел ее в углу каменной комнаты. Она оставалась сдержанной и
хладнокровной, как в святилище, но когда я упал перед ней на колени, она
наклонилась и раскрыла объятия.
Целуя ее, я всхлипывал:
– Красавица Бьянка, красавица Бьянка, прости, прости,
любимая!
– Мариус, я люблю тебя всем сердцем и буду любить
всегда. – Теперь мы оба самозабвенно рыдали. – Дорогой мой Мариус, я
никогда никого не любила так, как тебя. Прости меня.
Что нам оставалось? Мы проплакали целую вечность, а потом я
отнес ее домой, в святилище, и успокаивал, причесывая ее, вплетая в волосы
тонкие нитки жемчуга, пока она не превратилась в воплощение чудесной красоты.
– Что я хотела сказать, сама не знаю, – каялась
она. – Конечно, им нельзя доверять. А покажи ты им царя и царицу, вполне
могла начаться ужасная анархия!
– Да, ты очень точно выразилась, – ответил я, –
ужасная анархия. – Я быстро глянул на два неподвижных бесстрастных
лица. – Ты должна понять... Пожалуйста, если любишь меня, пойми, какая в
них заключена сила. – Я внезапно замолчал. – Видишь ли, я скорблю по
их безмолвию, но, возможно, они сделали такой выбор, чтобы сохранить мир и покой
для всеобщего блага.
Такова была сущность проблемы, и мы оба это сознавали.
Я страшился того, что может произойти, если Акаша встанет со
своего трона, заговорит или сойдет с места. Разум подсказывал мне, что может
произойти катастрофа.
И все же в ту ночь, как и во все остальные, я верил, что
если Акаша очнется, от нее будет исходить божественная благодать.
Едва Бьянка заснула, как я опустился на колени в привычной
почтительной манере.
