– Мать, я жажду твоей крови, – прошептал я и раскрыл
ладони. – Позволь прикоснуться к тебе с любовью. Скажи, неужели я допустил
ошибку? Неужели нужно было допустить в твой храм приверженцев сатаны? Неужели
нужно было открыть твою красоту Сантино?
Я закрыл глаза. И открыл.
– О Неизменные, – тихо проговорил я, – ответьте
мне.
Я приблизился к ней и прижался ртом к ее горлу. Я пронзил
зубами хрупкую белую кожу, и в мои губы медленно потекла густая кровь.
Вокруг меня вырос сад. Да, самое любимое видение. То был
весенний монастырский сад, восхитительный, чудесный, а рядом стоял мой
священник. Мы с ним прогуливались под чистыми церковными сводами. Видение
высшего порядка – насыщенные цвета, яркие детали – я мог рассмотреть горы,
обступившие монастырь. Я бессмертен, сказал я.
Сад поблек. Я видел, как со стен стирается краска.
Я оказался в полуночном лесу. Свет луны озарил нескольких
темных лошадей, впряженных в черную карету. Карета пролетела мимо меня по
дороге, из-под огромных колес взметнулась пыль. Следом ехал отряд
сопровождающих, одетых в черные ливреи.
Пандора.
Очнулся я на груди у Акаши, прижавшись лбом к ее шее, сжимая
левой рукой ее правое плечо. Мне было так хорошо, что не хотелось уходить, а
огоньки ламп и свечей слились в моих глазах в единое золотое мерцание, подобно
тому, каким я воспринимал свет в длинных обеденных залах венецианских дворцов.
Наконец я нежно поцеловал ее и удалился, чтобы лечь на место
и обнять Бьянку.
Мысли мои пришли в беспорядок. Я понимал, что настало время
найти новое жилище, и знал, что в наших горах скоро появятся незваные гости.
Городок у подножия горы вырос и процветал.
Но самое ужасное открытие, сделанное той ночью, заключалось
в том, что мы с Бьянкой можем поссориться, что устойчивый мир наших отношений
можно жестоко и бесповоротно нарушить. И что я при первых же резких словах
моего бриллианта я способен впасть в подлинное умопомешательство.
Что меня так удивило? Разве я забыл о болезненных ссорах с
Пандорой? Пора бы понять, что во гневе Мариус уже не Мариус. Запомнить и
никогда не забывать.
Глава 30
На следующую ночь мы выследили двух разбойников,
промышлявших на расположенных более низко горных перевалах. Кровь оказалась
хороша, и после небольшого пира мы отправились в небольшой немецкий городок,
чтобы посетить таверну.
Нас приняли за мужа и жену, мы уселись за стол и несколько
часов проговорили за подогретым вином.
Я поведал Бьянке обо всем, что знал о Тех, Кого Следует
Оберегать. Я рассказал ей о египетских легендах – как много веков назад
любители поживиться Священной Кровью сковали Отца и Мать и заставили служить
дурным целям. Как сама Акаша пришла ко мне в видениях, умоляя вывезти ее из
Египта.
Я рассказал ей о тех случая, когда Акаша обращалась ко мне
во Крови. И только под самый конец объяснил, что за истинное чудо свершилось в
тот миг, когда Священные Прародители отворили дверь альпийского святилища,
когда у меня не хватило сил сдвинуть ее с места.
– Нужен ли я им? – спросил я, заглядывая Бьянке в
глаза. – Никак не пойму. Вот в чем весь ужас. Хотят ли они, чтобы их
увидели остальные? Мне и это неведомо.
Но позволь сделать последнее признание. Вчера ночью я так
сильно рассердился, потому что много веков назад, впервые испив крови Матери,
Пандора исполнилась мечтаний вернуть Священным Прародителям старый культ. То
есть тот самый культ, что породил среди друидов легенду о богах рощи, тот самый
культ, истоки которого нужно искать в египетских замках.
Я пришел в бешенство оттого, что Пандора поверила в подобную
ерунду, и прямо в ночь создания Пандоры разбил ее мечты железной логикой. Я
пошел еще дальше. Я заколотил кулаками по груди Матери и потребовал, чтобы она
нас рассудила.
Бьянка пришла в изумление.
– Угадай, что произошло? – спросил я.
– Ничего. Мать не ответила. Я кивнул.
– Она не стала ни упрекать меня, ни наказывать. Возможно,
Мать в самом деле привела ко мне Пандору. Есть вещи, которых мы никогда не
узнаем. Но прошу, пойми – я боюсь самой мысли о том, что Священных Прародителей
возведут в ранг богов. Да, Бьянка, мы бессмертны, у нас есть царь и царица, но
ни на минуту нельзя впадать в заблуждение, считая, что мы их понимаем.
Она кивала в такт моим словам. Она долго взвешивала
услышанное, а потом сказала:
– Я глубоко ошиблась. Я была не права.
– Не во всем, – ответил я. – Возможно, если бы
Амадео в свое время увидел царя и царицу, он сбежал бы от римских фанатиков и
вернулся к нам. Но есть и другая сторона вопроса.
– Какая?
– Знай он секрет Матери и Отца, Сантино мог бы заставить его
выдать тайну и демоны вернулись бы в Венецию искать меня. И смогли бы найти нас
обоих.
– Ах да, истинная правда, – сказала она. –
Кажется, я начинаю понимать.
Сидя в таверне, мы совершенно перестали смущаться. Смертные
не обращали на нас внимания. Я негромким голосом продолжал свою повесть и
рассказал, как однажды Маэл с моего разрешения попробовал испить крови Акаши, а
Энкил его остановил.
Я описал ей страшный конец Эвдоксии. И объяснил, что
заставило меня покинуть Константинополь.
– Любимая, ты обладаешь удивительным качеством, –
добавил я, – тебе можно рассказывать все. С Пандорой я так не умел. И с
Амадео тоже.
Она протянула руку и погладила меня по левой щеке.
– Мариус, – сказала она. – Ты можешь не стесняться
говорить о Пандоре. Даже не думай, что я не смогу понять твоей любви к Пандоре.
Я долго, слишком долго обдумывал ее слова. Потом взял ее за
правую руку и поцеловал нежные пальцы.
– Послушай, любимая, – сказал я. – В каждой
молитве я спрашиваю царицу, позволит ли она тебе выпить ее крови. Но
однозначного ответа нет. А после того, что произошло на моих глазах с Эвдоксией
и Маэлом, я не могу подвести тебя к ней. Поэтому я буду продолжать давать тебе
мою кровь, пока она прибавляет тебе сил, но...
– Я все понимаю, – отозвалась она.
Я перегнулся через стол и поцеловал ее.
