Через четверть часа все поднялись на крышу – около двадцати
хорошо одетых мужчин, молодых и старых, и две красивые женщины. Они встали в
круг, я оказался в центре.
Никаких факелов. Явная опасность не угрожала.
Я позволил им рассмотреть меня и сформировать любой образ,
какой пришелся бы им по душе, а потом заговорил:
– Непременно скажите, что вы хотите узнать. Со своей
стороны, я открытым текстом сообщаю, что принадлежу к числу тех, кто пьет
кровь. Я прожил не одну сотню лет, но прекрасно помню себя молодым. Тогда я жил
в Риме эпохи империи. Можете это записать. Душой я остался в тех временах. Я не
изменяю своему прошлому.
Повисла тишина, но тут Рэймонд засыпал меня вопросами.
Да, у нас есть свое «происхождение», объяснил я, но открыть
его я не могу. Да, по прошествии времени мы становимся значительно сильнее. Да,
мы по большей части живем в одиночку или тщательно выбираем себе спутников. Да,
мы можем передавать свой дар другим. Нет, мы не жестоки по природе и испытываем
глубокую любовь к смертным, что часто вызывает духовный разлад.
Затем последовало множество других мелких вопросов. Я
старался отвечать как можно яснее. Но ничего не сказал о нашей беспомощности
перед солнцем и огнем. Относительно «собраний вампиров» в Париже и в Риме я
практически ничего не знал.
Наконец я сказал:
– Мне пора уходить. Я должен проделать до заката несколько
сотен миль. Я обосновался в другой стране.
– Но как вы перемещаетесь? – спросил один из ученых.
– По ветру, – ответил я. – Это дар, который
развился во мне с веками.
Я подошел к Рэймонду, крепко обнял его и, обернувшись к
небольшой группе смертных, предложил им подойти и дотронуться до меня, убедиться,
что я настоящий.
Я отошел на шаг, достал кинжал, порезал себе руку и протянул
к ним ладонь, чтобы они посмотрели, как затягивается плоть.
Они ахнули от изумления.
– Мне пора. Рэймонд, примите мою благодарность и любовь.
– Подождите! – сказал самый дряхлый старик. Он держался
поодаль, опираясь на палку, напряженно внимая каждому моему слову. – У
меня к вам последний вопрос, Мариус.
– Задавайте, – тотчас предложил я.
– Вы что-нибудь знаете о нашем происхождении?
Я сперва не понял, о чем речь. Что подразумевал его вопрос?
Рэймонд помог мне:
– Вам что-нибудь известно о том, как появилась Таламаска?
– Нет, – в тихом изумлении ответил я.
Они погрузились в молчание, и я догадался, что они сами
точно не знают, как возникла Таламаска. И мне вспомнилось, что при нашей первой
встрече Рэймонд уже упоминал об этом.
– Надеюсь, вы найдете ответы на свои вопросы, – сказал
я и растворился в темноте.
Но далеко не ушел. Я сделал то, что должен был сделать с
самого начала. Я парил неподалеку, выбрав место, где меня нельзя было ни
увидеть, ни услышать. И послушал, как они бродят по башням и библиотекам.
Таинственные, упорные, преданные.
Я решил, что как-нибудь в будущем вернусь, чтобы узнать их
получше. Но сейчас нужно возвращаться в святилище, к Бьянке.
Когда я появился в благословенном склепе, она еще не спала.
И я увидел, что она зажгла сотню свечей.
Иногда я забывал об этой церемонии и обрадовался, что она
вспомнила.
– Ты доволен посещением Таламаски? – спросила она с
неподдельным интересом. На ее лице появилось выражение обманчивого простодушия,
неизменно побуждавшее меня рассказывать ей все без утайки.
– Мне очень понравилось. Выяснилось, что они и в самом деле
честные исследователи. Я дал им все сведения, какие смог – но, разумеется,
рассказал далеко не все, что знал. Не бойся, я не наделал глупостей. Они ищут
только знаний, и я дал им предостаточно пищи для размышлений.
Она прищурилась, не вполне представляя себе, что такое
Таламаска. Я ее прекрасно понимал.
Я сел рядом, притянул ее к себе и укрыл нас обоих меховым
плащом.
– Ты пахнешь приятным холодным ветром, – сказала
она. – Наверное, мы созданы, чтобы жить, не покидая святилища, жить в
холодном небе и бесприютных горах.
Я не ответил, но думал только об одном: далеком городе
Дрездене. Рано или поздно Пандора всегда возвращается в Дрезден.
Глава 31
До нашей встречи с Пандорой оставалось сто лет. За этот срок
мои возможности невероятно возросли. В ночь после возвращения из Таламаски я
устроил себе серьезнейшую проверку и убедился, что больше никогда, никогда не
стану жертвой банды Сантино. Много ночей Бьянке приходилось оставаться одной,
пока я испытывал свои преимущества.
И как только я всецело уверился в своей быстроте, силе
Огненного дара и великой способности убивать невидимым ударом, я посетил Париж
с единственной мыслью – проследить за собранием Амадео.
Отправляясь в рискованный путь, я поведал свой план Бьянке,
и она опять принялась умолять меня не играть с огнем.
– Нет, отпусти меня, – ответил я. – При желании я,
наверное, смогу услышать его голос на расстоянии нескольких миль. Но мне нужно
твердо убедиться в истинности того, что я вижу и слышу. И еще. Я не испытываю
желания его перевоспитывать.
Она опечалилась, но, видимо, поняла мои чувства. Она заняла
привычное место в углу святилища и кивнула, вырвав обещание проявлять
величайшую осторожность.
Попав в Париж, я с помощью могущественного дара Очарования
выманил из комнаты в уютном трактире одного убийцу и выпил его кровь, а потом
нашел себе укрытие в высокой колокольне собора Парижской Богоматери, чтобы
беспрепятственно следить за негодяями.
Выяснилось, что огромная стая отвратительных, исполненных
ненависти хищников избрала местом обитания парижские катакомбы, подобно тем,
что сохранились в Италии со времен Древнего Рима.
Катакомбы располагались под погостом, носившим название
кладбище Невинных Мучеников, – трагически уместные слова! Я уловил клятвы
и распевы, подходившие разве что для слабоумных, предваряющие ночной поход
жестокости и смерти, направленный на жителей Парижа.
– Все за сатану, все за Зверя, все на службу Господа,
вернемся к покаянию!
Не составило труда, просмотрев чужие мысли, определить, где
находится мой Амадео, и через час с небольшим я уже неотступно наблюдал за ним
с птичьей высоты, глядя, как он шагает по узкой средневековой улочке, не
подозревая о моем присутствии. Мне оставалось лишь горько молчать.
