Слушатель
Глава 36
Мариус стоял у стеклянного окна, глядя, как падает снег.
Торн сидел у угасающего огня и только смотрел на Мариуса.
– Итак, ты соткал для меня длинную красивую историю, –
сказал Торн, – а я удивительным образом ощущаю себя частью твоего рассказа.
– Правда? – тихо спросил Мариус. – А я ощущаю, что
совершенно запутался в сетях ненависти к Сантино.
– Но к тебе вернулась Пандора, – сказал Торн. – Вы
снова оказались вместе. Почему ее с тобой нет? Что случилось?
– Да, я воссоединился с Пандорой и Амадео, – сказал
Мариус. – В те ночи мы помирились друг с другом. Мы часто встречаемся. Но
я как раненая птица. Я первым оставил их. Я мог бы пойти к Лестату и его
спутникам. Но не пошел. В душе моей никак не заживают раны, оставленные
утратами любимых. Не знаю, от чего мне больнее – от потери моей богини или от
ненависти к Сантино. Она ушла туда, куда мне не попасть. Но Сантино все еще
жив.
– Почему бы тебе не разделаться с ним? – спросил
Торн. – Я помогу тебе его найти.
– Я в состоянии его найти, – возразил Мариус. – Но
без ее разрешения я не смогу его убить.
– Маарет? – удивился Торн. – Но почему?
– Потому что она и ее немая сестра стали старейшими среди
нас, а нам необходим руководитель. Мекаре не может говорить, а если бы и могла,
не уверен, что у нее хватит интеллекта. Остается Маарет. Даже если она мне
откажет или не захочет нас рассудить, я обязан просить ее рассмотреть мой
вопрос.
– Ясно, – ответил Торн. – В мои времена мы
собирались вместе, чтобы улаживать такие дела, и людям разрешалось отплатить
обидчику.
Мариус кивнул.
– Наверное, мне нужно потребовать смерти Сантино, –
прошептал он. – Я помирился с остальными, но его я бы наказал безжалостно.
– И судя по тому, что ты рассказал, – вставил Торн, –
у тебя есть веские основания.
– Я взывал к Маарет, – сказал Мариус. – Я дал ей
знать, что ты здесь и ищешь ее. Я дал ей знать, что мне нужно задать вопрос о
Сантино. Я изнываю в ожидании ее мудрого слова. Наверное, я хочу, чтобы она с
сочувствием обратила ко мне усталые смертные глаза. Я не могу забыть, как она
блестяще противостояла царице. Я помню ее силу и, может быть, хочу ею
воспользоваться... Возможно, она уже подыскала для себя глаза вампира и больше
не страдает от слабости глаз человеческих жертв.
Торн долго размышлял, а потом поднялся с дивана, подошел к
окну и встал рядом с Мариусом.
– Ты слышишь ее ответ? – спросил он, не в состоянии
скрыть эмоции. – Я хочу пойти к ней. Я должен пойти!
– Разве ты ничему у меня не научился? – спросил Мариус,
обернувшись к Торну. – Неужели я не научил тебя вспоминать этих нежных
сложных созданий с любовью? Видимо, нет. Я-то думал, что из моей истории можно
вынести этот урок.
– О да, научился, – сказал Торн, – я люблю ее,
люблю, ведь она, как ты деликатно выразился, нежная и сложная. Но, как видишь,
я воин, я никогда не годился для вечности. Ненависть, что ты питаешь к Сантино,
сродни страсти, что я питаю к ней. А страсти приводят как к хорошему, так и к
плохому. Что поделаешь?
Мариус покачал головой.
– Если она пригласит нас к себе, – сказал он, – я
только тебя потеряю. Повторяю, ты никоим образом не в силах навредить ей.
– Наверное, наверное, не в силах, – согласился
Торн. – Но в любом случае мне необходимо с ней увидеться. Она знает, зачем
я пришел, так пусть изъявит свою волю.
– Идем же, – позвал Мариус, – нам пора отдохнуть.
Утренний воздух доносит странные голоса. А мне отчаянно нужно выспаться.
Проснувшись, Торн обнаружил, что лежит в деревянном гробу с
гладкими стенками.
Не ощущая страха, он легко поднял крышку и откинул ее на
сторону, чтобы осмотреть комнату.
Он находился в своеобразной пещере, а снаружи раздавался
громкий хор тропического леса.
Ему в нос ударили все ароматы зеленых джунглей. Смесь
запахов показалась ему необычной, но восхитительной, и он понял, что
происходящее могло означать только одно: Маарет привела его в свое укрытие.
Он как мог грациозно выбрался из гроба и ступил в комнату,
где повсюду расставлены были каменные скамьи. Три из четырех стен представляли
собой густые заросли, покрывающие тонкую проволочную сетку, а через натянутую
вместо потолка сеть лил освежающий легкий дождик.
Поглядев налево и направо, он увидел проходы в смежные,
столь же открытые комнаты. Руководствуясь звуками и запахами, как делают все,
кто пьет кровь, он повернул вправо и шел, пока не попал в огромную комнату, где
в той же позе, в какой он увидел ее в самом начале долгой жизни, одетая в
изящное длинное платье из фиолетовой шерсти, сидела за прялкой и веретеном
создательница, вырывая из своих локонов рыжие волоски и вплетая их в нить.
Он долго-долго стоял и просто смотрел на нее, глазам своим
не веря.
А она сидела боком, но, зная, несомненно, о его присутствии,
продолжала работать, не проронив ни слова.
Он заметил, что на другом конце комнаты на скамье сидит
Мариус, а потом увидел, что рядом с ним сидит красивая женщина с осанкой
королевы. Это наверняка Пандора – он узнал ее по коричневым волосам. А с другой
стороны от Мариуса сидел юноша с каштановыми волосами, в котором он по
описаниям угадал Амадео.
Но в комнате находился и еще один вампир – то, бесспорно,
был черноволосый Сантино. Он сидел неподалеку от Маарет, а когда вошел Торн, он
отпрянул и бросил взгляд на Маарет, а потом и вовсе в отчаянии пододвинулся к
ней.
Трус, решил Торн, но промолчал.
Маарет медленно повернула голову, и Торн, все-таки попав в
ее поле зрения, увидел ее глаза – человеческие глаза, по-прежнему печальные, с
кровавыми прожилками.
– Что я могу дать тебе, Торн, – спросила она, –
чтобы вернуть покой твоей душе?
Он покачал головой. Он знаком призвал ее к молчанию – жестом
не вызова, но мольбы.
И в наступившей тишине поднялся Мариус, а вслед за ним, по
обе стороны – Пандора и Амадео.
– Я долго и мучительно думал, – сказал Мариус, не сводя
глаз с Сантино. – Я не могу уничтожить его, если ты запретишь. Я не стану
нарушать мир подобными действиями. Я слишком сильно верю в то, что мы должны
жить по правилам, иначе мы все погибнем.
