– Конечно, она увидела и яркие, динамичные видеоклипы
«Вампира Лестата», в которых появлялся и образ царицы, восседавшей на
троне, – то есть ее самой. Лестат показал ее такой, какой увидел двести
лет назад. Он нарушил данное мне когда-то слово и раскрыл все тайны, которые я
ему доверил.
По губам Мариуса скользнула горькая усмешка, и лицо его
словно осветилось изнутри, но так, как озаряется лицо человека, исполняющего
печальную песню.
– Что же ты его не уничтожил? – не сдержался
Торн. – Я бы убил.
Мариус только покачал головой.
– Я предпочел уничтожить самого себя. Решил, что будет
лучше, если разорвется мое сердце.
– Но почему?
– Не могу объяснить. Сам не нахожу ответа на этот вопрос.
Наверное, я слишком хорошо понимал Лестата. Клятва молчания оказалась чересчур
тяжким бременем. Особенно сейчас, когда мир полон невероятных чудес. Соблазн
раскрыть нашу историю был непомерно велик. Лестат разорвал все связи,
соединявшие нас – двух друзей, учителя и ученика, юношу и старика, наблюдателя
и искателя.
К лицу Мариуса прилила краска. Волнение выдавали и пальцы, с
силой сжавшие ручки кресла.
– Вот негодник! – воскликнул Торн. – Естественно,
ты впал в ярость – как же иначе?
– В глубине души – да. Но, видишь ли, мне пришлось обмануть
наших братьев и сестер. Ведь они не могли обойтись без меня, после того как
царица оказалась на свободе.
– Понимаю, – кивнул Торн. – Я видел.
– Им нужен был кто-то достаточно мудрый, чтобы поспорить с
ней, заставить ее отказаться от прежних намерений. На ссоры и выяснение
отношений времени не оставалось. Песни Лестата породили чудовище. Я сказал, что
не держу зла на Лестата, и при всех заключил его в объятия. А что до царицы...
До моей царицы... Как яростно я отрицал, что когда-либо любил ее... И все ради
того, чтобы остаться в обществе небольшой группы бессмертных. А тебе я говорю
правду.
– И тебе приятно говорить правду?
– О да, приятно, – ответил Мариус.
– Как же ее уничтожили?
– Несколько тысяч лет назад та, с кем царица обошлась
чрезвычайно жестоко, наложила на нее страшное проклятие и теперь пришла свести
счеты. Одним ударом мстительница обезглавила нашу прелестную царицу и, не медля
ни минуты, приняла в себя Священную Сущность всех пьющих кровь – из сердца или
из мозга, не знаю. В те роковые минуты я был, как и все, ослеплен.
Мне доподлинно известно лишь одно: та, что убила царицу,
отныне хранит в себе Священную Сущность. Но куда удалилась наша новая
повелительница, сказать не могу.
– Я видел рыжеволосых близнецов, – сказал Торн. –
Они стояли возле тела Акаши. Царица Проклятых – именно эти слова произнесла,
обнимая сестру, моя Маарет. Я слышал их очень отчетливо.
Мариус ничего не ответил.
Торн снова заволновался. Страдание вновь охватило измученную
душу. Память вернула ему образ создательницы, шагающей навстречу по снегу. Чего
было бояться смертному воину, оказавшемуся лицом к лицу с одинокой ведьмой,
которую он мог запросто уничтожить ударом меча или топора? Высокая, тонкая, удивительно
хрупкая и прекрасная, в темно-фиолетовом шерстяном платье, она манящим жестом
протягивала к нему руки.
«Я пришла за тобой. И жду только тебя».
Он всеми силами сопротивлялся ее чарам. Нет, его не
постигнет судьба тех многих, кого находили в снегу бездыханными, с вырванными
глазами.
Торн постарался отогнать воспоминания прочь и, взглянув на
Мариуса, заговорил:
– Одна из рыжеволосых – сестра той, которая приняла в себя
Священную Сущность, – моя создательница, Маарет.
Он замолчал, внезапно ощутив такую боль, что стало трудно
дышать.
Мариус не сводил с Торна напряженного взгляда.
– Она хотела найти себе достойного возлюбленного и потому
пришла на север, на земли моего народа... – начал было Торн, но запнулся,
словно внезапно утратив уверенность, и лишь после небольшой паузы нашел в себе
силы продолжить: – Она охотилась на моих сородичей и других жителей долины. И у
всех жертв отбирала глаза.
– Глаза и кровь, – тихо добавил Мариус. – А когда
она сделала тебя одним из нас, ты понял, зачем ей глаза.
– Да, но истинную историю своей жизни она не рассказала, и я
не знал, кто лишил ее смертных глаз. А о существовании сестры-близнеца даже не
подозревал. Я любил ее всем сердцем и редко задавал вопросы. Видя ее в обществе
других, я сходил с ума.
– Глаза отняла у нее темная царица, – сказал
Мариус. – Маарет тогда еще была смертной женщиной. А у сестры Акаша
вырвала язык. Жестокое, бесчеловечное деяние. Но среди пьющих кровь нашелся
тот, кто не пожелал смириться с такой несправедливостью и подарил близнецам
бессмертие, прежде чем царица разлучила их и отправила в противоположные концы
земли.
У Торна захватило дух. Он попытался возродить в сердце былую
любовь. И снова перед его глазами возникла создательница, сидящая за прялкой в
ярко освещенной пещере. Он увидел ее роскошные рыжие волосы.
– Значит, теперь все закончилось, – сказал Торн. –
Бедствие, за которым мне довелось лишь мысленно наблюдать издалека, пока я спал
во льдах, больше не повторится. Темной царицы нет, она получила по заслугам, а
хранительницей Священной Сущности стала одна из рыжеволосых сестер. Но я по
всему миру ищу близнецов, пытаюсь уловить их голоса, увидеть их лица – и не
могу. О них ничего не слышно, хотя мне нужно узнать, где они.
– Они удалились от мира, – сказал Мариус, – ибо
понимают, что должны скрываться, иначе кто-нибудь может похитить Священную
Сущность. Ведь не исключено, что кто-нибудь, исполненный горечи и желания
покончить с этим миром, захочет всех нас уничтожить.
– Вот именно.
Торн почувствовал, как по телу пробежала дрожь, и внезапно
пожалел, что в его венах так мало крови, а выйти на улицу и найти новую жертву
нельзя. Правда, ему не хотелось покидать теплый дом и отказываться от
удовольствия слушать рассказ Мариуса. Слишком рано.
Ему стало стыдно, что он не рассказал всю правду о своих
мучениях и намерениях. Он не знал, достанет ли у него сил и мужества для этого.
Но в таком случае имеет ли он право оставаться под этой крышей?
И все же Торн не двинулся с места.
– Мне все известно, – негромко произнес Мариус. –
Ты вернулся в мир с одной-единственной целью: найти Маарет и причинить ей зло.
Такова данная тобой клятва.
Торна передернуло, как от сильного удара в грудь. Он ничего
не ответил.
