– Значит, ты сам видел этот плат?
– Видел, – сказал Мариус, – не только его, но и
другие реликвии. Едва наш жрец-друид Маэл взглянул на плат, он испытал такое
потрясение, что ушел и предал себя солнцу. Мы его чуть не потеряли.
– И почему же он не умер? – спросил Торн, не в силах
скрыть эмоции, охватившие его при звуках имени врага.
– Маэл слишком стар, – объяснил Мариус. – Он
пролежал целый день под палящими лучами солнца и, как это обычно бывает с
древнейшими из нас, ослаб и страшно обгорел. Но на новые страдания у него не
хватило мужества. Он вернулся к своим спутникам и по сей день остается рядом с
ними.
– А ты? Скажи мне от чистого сердца, ты ненавидишь его за
то, что он с тобой сделал? Или в своей неприязни к гневу ты не приемлешь и
ненависть?
– Не знаю. Подчас я даже видеть Маэла не могу. А иногда сам
ищу его общества. Бывает, я ни с кем из них не хочу встречаться. Я принял в
своем доме только Дэниела. За ним необходимо все время кому-то присматривать. В
его компании я чувствую себя прекрасно. Ему совсем не обязательно разговаривать
со мной. Достаточно того, что он рядом.
– Я тебя понимаю, – сказал Торн.
– Тогда пойми и кое-что еще. Знаешь, я не хочу умирать. Я не
из тех, кто выходит на солнце или ищет иной путь к самоуничтожению и забвению.
Если ты покинул свое ледяное убежище только для того, чтобы причинить зло
Маарет и разозлить ее сестру...
Торн поднял правую руку, призывая собеседника к молчанию, и
после небольшой паузы заговорил сам:
– Нет. То были всего лишь мечты. Они умерли в твоем доме. Но
чтобы избавиться от воспоминаний, потребуется время...
– Так вспоминай ее красоту и силу, – прервал его
Мариус. – Однажды я спросил Маарет, почему она не воспользуется глазами
тех, кто пьет кровь, а предпочитает недолговечные, кровоточащие глаза смертных.
И тогда она ответила, что никогда не испытывала желания уничтожить или хотя бы
обидеть кого-либо из своих соплеменников. За исключением, конечно, Акаши. Но
ненависть, кипящая в душе Маарет, настолько велика, что смотреть на мир глазами
царицы она не стала бы ни при каких обстоятельствах.
Торн надолго задумался.
– Только глаза смертных... – в конце концов прошептал
он.
– И любой парой смертных глаз, – подхватил
Мариус, – она видит куда больше, чем мы с тобой.
– Да, – сказал Торн. – Я понял.
– Мне нужны силы, чтобы продолжать свое существование,
становиться старше и мудрее, – сказал Мариус. – Хочу, как прежде,
наслаждаться красотой, которая меня окружает, и радоваться чудесам. Утратив эту
способность, я потеряю волю и интерес к жизни – вот что не дает мне покоя.
Смерть положила руку мне на плечо. Смерть пришла под видом разочарования и
боязни презрения.
– Разочарование и боязнь презрения – мои старые
спутники, – откликнулся Торн. – Именно от них я и попытался укрыться
в северных снегах, надеясь, что замерзну там и останусь навеки. Так бывает с
людьми: они вроде бы умирают, но не на самом деле. Я думал, что недолго протяну
в холоде, что он поглотит меня, превратит в льдину, как смертного. Однако не
тут-то было. Нескончаемая стужа стала моим ежедневным уделом, я привык к ней,
уверенный в том, что заслужил такие мучения. Но во льды меня загнала душевная
боль, и я тебя понимаю, очень хорошо понимаю. Но ты предпочитаешь противостоять
боли и не намерен сдаваться.
– Именно так, – подтвердил Мариус. – Восстав с
подземного трона, царица бросила меня под глыбами льда и обрекла на
одиночество. Но на помощь мне пришли другие. Они и привели меня за стол совета,
дабы я вместе с ними попытался переубедить Акашу. Но до того я и представить
себе не мог всю меру презрения, которое она ко мне испытывает. Разве мог я
ожидать такой несправедливости с ее стороны, такой ужасной обиды? И разве мог я
предположить, что сумею проявить безмерное терпение и лицемерно создать
видимость всепрощения?
Но во время совета Акаша нашла свой конец. За нанесенное мне
оскорбление было отплачено сторицей. Та, кого я оберегал на протяжении двух
тысяч лет, ушла навсегда. Я потерял свою царицу...
И теперь я словно вновь пересматриваю собственную жизнь, но
уже всю, целиком. Ведь прекрасная, но так жестоко поступившая со мной царица
была лишь ее частью. Я вспоминаю разные эпизоды своего существования – выбор
велик.
– Расскажи мне историю своей жизни, – попросил
Торн. – Поверь, я буквально купаюсь в твоих словах, они омывают меня,
будто теплая вода. Я чувствую себя рядом с тобой так уютно. Пожалуйста, Мариус.
Я очень хочу выслушать твой рассказ и мысленно увидеть то, что ты пожелаешь мне
показать.
Мариус задумался.
– Что ж, – наконец ответил он. – Пусть моя история
послужит тебе на пользу. Пусть она отвлечет тебя от мрачных мыслей и тяжких
переживаний. Пусть она заставит тебя остаться в этом доме.
Торн улыбнулся.
– Да, конечно. Я готов полностью довериться тебе. Так
начинай же...
История жизни Мариуса
Глава 5
Как тебе уже известно, я родился в эпоху Древнего Рима, во
времена Августа Цезаря, когда сила империи была велика, а владения необъятны,
хотя на северных границах давно уже шли сражения с племенами варваров, которые
впоследствии все-таки сумели захватить великое государство.
В Европе тогда, как и сейчас, насчитывалось множество
крупных, густонаселенных городов.
Я, как уже говорил, был человеком книжным. Но однажды судьба
неожиданно преподнесла мне печальный сюрприз: меня похитили, отвезли в земли
друидов и отдали во власть Того, Кто Пьет Кровь. Он называл себя священным
Богом Рощи и вместе с Темной Кровью передал мне весьма необычные знания.
В Египет на поиски Матери я отправился прежде всего ради
себя, из опасения, что пожар, описанный почерневшим, корчащимся в муках богом,
когда-нибудь повторится.
Итак, я нашел Мать и Отца и похитил их у хранителей. Не
только для того, чтобы завладеть Священной Сущностью божественной царицы, но и
из любви к Акаше: не знаю почему, но я был уверен, что это она приказала мне
спасти их. К тому же она дала мне Могущественную Кровь.
Видишь ли, крови, равной по силе той, что содержалась в
первозданном источнике, просто не существует. Кровь Акаши подарила мне огромное
преимущество – я мог справиться с любым из преследовавших меня древних
обожженных богов.
