Я постарался как можно надежнее запереть свой разум и с
напускным выражением строгости на лице принялся размышлять, стоит ли открывать
гостям правду и насколько я могу быть с ними откровенным.
– Да, я поехал в Египет, – после небольшой паузы
ответил я. – Поехал, чтобы отыскать источник огня, уничтожившего богов в
северных землях.
– И как? Нашел что-нибудь? – напряженным тоном
поинтересовался Маэл.
Я перевел взгляд на Авикуса и увидел, что тот тоже с
нетерпением ожидает моего ответа.
– Ничего я не нашел, – отвечал я. – Ничего, кроме
обгоревших богов, размышляющих над той же загадкой. Услышал древнее предание о
Доброй Матери. И все. Добавить мне нечего.
Поверили ли они мне? Я не мог понять. Каждый, казалось,
хранил в душе какую-то тайну и давным-давно решил для себя проблему выбора.
Я заметил, что Авикус чуть-чуть волнуется за своего
спутника.
Маэл медленно поднял глаза и гневно произнес:
– Глаза бы мои тебя не видели! Лучше бы мне никогда не
встретить тебя, мерзкий римлянин, сладкоречивый богач, купающийся в роскоши.
Он обвел взглядом картины, кушетки, столы, мраморный пол.
– О чем ты?
Несмотря на все мое презрение, я искренне пытался понять
его, но ненависть застилала мне глаза.
– Когда я взял тебя в плен, – снова заговорил
Маэл, – когда я старался научить тебя нашим стихам и песням, ты хотел меня
подкупить. Что, забыл? Ты говорил о красивой вилле на берегу Неаполитанского
залива. Обещал отвезти меня туда, если я помогу тебе бежать. Помнишь свои
поганые речи?
– Помню, – холодно ответил я. – Но что в том
удивительного? Ты же силой увез меня в свои леса, к друидам, и держал там в
плену! А если бы ты дал мне возможность вернуться в родные края, я отвез бы
тебя в дом на берегу Неаполитанского залива и заплатил бы выкуп. Семья
заплатила бы. Впрочем, какой смысл обсуждать все это теперь? Глупо!
Я покачал головой, чувствуя, что чересчур взвинчен. Мне
вдруг захотелось вновь оказаться в одиночестве. «Скорее бы в комнате воцарилась
привычная тишина! – мелькнула в голове мысль. – Зачем мне эта
парочка?»
Но тот, кого звали Авикус, безмолвно, одними лишь глазами и
выражением лица, молил меня потерпеть еще немного.
Кто же он все-таки – этот странный вампир? Я снова терялся в
догадках.
– Пожалуйста, успокойся, – уже вслух обратился ко мне
Авикус. – В его мучениях виноват только я.
– Нет, – поспешно возразил Маэл, бросая мимолетный взгляд
на своего спутника. – Неправда.
– Правда. Истинная правда. Твои мучения начались с той самой
ночи, когда я передал тебе Темную Кровь. Найди же наконец в себе силы решить,
остаешься ли ты со мной или уходишь. Так дальше продолжаться не может.
Авикус чуть подался вперед и положил ладонь на руку Маэла.
– Ты встретился с нашим странным соплеменником – Мариусом,
ты рассказал ему о последних годах своего служения старым богам и о том, как
утратил веру, и тем самым облегчил свои страдания. Но не стоит совершать новые
глупости. Ты не должен ненавидеть Мариуса, обвиняя его в том, что произошло. Он
был вправе искать свободы. А что до нашей прежней веры... Она умерла. Ее
уничтожил Великий Огонь – и здесь ничего уже не поделаешь.
Маэл выглядел чрезвычайно удрученным.
А я тем временем размышлял, и мое сердце билось все чаще,
пытаясь поспеть за рассудком.
«У меня в гостях двое бессмертных, но мы не можем предложить
друг другу ни утешения, ни дружбы. Можем только наговорить гадостей и
разойтись. И я опять окажусь в одиночестве. Останусь гордым Мариусом, который
покинул Пандору. Буду сидеть в красивом доме и наслаждаться изысканной
обстановкой – один, всегда один...»
Авикус не сводил с меня пристального взгляда, явно стараясь
проникнуть в мой разум. Но, несмотря на поразительную силу Мысленного дара, он
не смог прочесть мои мысли.
– Почему вы живете как бродяги?
– Потому что не можем иначе, – ответил Авикус. –
Мы никогда не пробовали жить по-другому. Мы сторонимся общества смертных и
приближаемся к ним только в часы охоты. Мы боимся, что нас обнаружат. Боимся
огня.
Я кивнул.
– А в чем вы нуждаетесь, кроме крови? К чему стремитесь?
На лицо Авикуса набежала мрачная тень. Он страдал от боли,
но всеми силами старался скрыть свои мучения – а может быть, заставить боль
уйти.
– Похоже, мы не хотим ничего больше, – ответил
он. – И ни к чему не стремимся. Просто потому, что слишком мало знаем.
– Хотите остаться со мной? – спросил я. – И
многому научиться? – Я понимал, что мой вопрос прозвучал самонадеянно и
дерзко. Но сказанного не воротишь, и потому я продолжил: – Вы увидите римские
храмы: огромные сооружения, дворцы, в сравнении с которыми моя вилла покажется
весьма скромным жилищем. Я могу показать, как держаться в тени, чтобы смертные
вас не заметили; как быстро и бесшумно взбираться по стенам; как обойти весь
город по крышам, ни разу не коснувшись земли.
Авикус пришел в изумление и бросил взгляд на Маэла.
Тот сидел сгорбившись, не говоря ни слова. Потом выпрямился
и негромко, без прежнего напора, продолжил обвинительную речь:
– Если бы ты не рассказывал мне про всякие чудеса, я был бы
сильнее. А теперь ты снова предлагаешь нам вкусить тех же удовольствий –
сладкой жизни римлянина?
– Мне больше нечего предложить, – ответил я. –
Впрочем, решать тебе. Поступай как знаешь.
Маэл покачал головой и заговорил снова, хотя трудно судить,
кому он на этот раз пытался что-то объяснить – мне или в большей степени себе
самому:
– Когда стало ясно, что ты не вернешься, выбрали меня. Я
должен был стать новым богом. Но прежде всего следовало найти Бога Рощи, не
погибшего в Великом Огне. Ведь мы по глупости уничтожили нашего доброго бога!
Того, кто передал тебе силу.
Я сделал жест, означавший: да, действительно очень обидно.
– Мы бросились на поиски и известили о случившемся всех,
кого могли, – продолжал Маэл. – Наконец пришел ответ из Британии. Там
выжил один бог, очень древний, очень сильный.
Я взглянул на Авикуса, но в его лице ничто не дрогнуло.
– Однако нас предупредили, что обращаться к нему не следует,
и советовали вообще отказаться от задуманного. Послания сбили нас с толку, но в
конце концов мы решили, что стоит все-таки попытаться.
