Больше всего меня трогала его преданность. Равно как и его
молчаливая почтительность. Не проходило и недели, чтобы он не провел хотя бы
одну ночь в моем саду. А зачастую я ощущал его присутствие в течение пяти-шести
ночей кряду. Бывало и дольше.
Разумеется, мы не перемолвились и словом. Молчание придавало
нашему союзу своеобразную утонченность. Однажды мои рабы заметили его и в
тревоге поспешили ко мне, дабы сообщить о присутствии в саду постороннего, но я
быстро положил конец их беспокойству.
В те ночи, когда я навещал Тех, Кого Следует Оберегать,
Авикус меня не сопровождал. Должен признаться, что, расписывая в одиночестве
стены святилища, я чувствовал себя намного свободнее. Однако в такие моменты
меня сильнее, чем когда-либо, одолевала меланхолия.
Отыскав удобное местечко за возвышением, позади божественной
четы, я в моменты уныния частенько забирался в самый угол и засыпал там перед
восходом солнца, не пробуждаясь даже с наступлением следующей ночи. Я
чувствовал себя совершенно разбитым. Ничто в целом мире не могло принести
облегчения. В голову лезли жуткие мысли о судьбе империи.
Но потом я вспоминал Авикуса, поднимался, стряхивал с себя
апатию, возвращался в город и снова начинал работать над фресками.
Не знаю, сколько лет провел я таким образом.
Впрочем, важны не даты и сроки, а то, что в заброшенных
катакомбах снова обосновалась группа вампиров-сатанистов, по обычаю убивавших
невинных людей. Они наводили ужас на смертных. Совершенно не заботясь о
сохранении тайны существования тех, кто пьет кровь, они своим поведением
повергали в ужас смертных, и в результате по городу поползли страшные слухи.
Я надеялся, что Маэл с Авикусом уничтожат и эту шайку
кровопийц, что не составило бы труда, ибо поклонники сатаны были слабыми и
совершали много ошибок.
Но однажды Авикус пришел ко мне и объяснил сложившуюся
ситуацию, заставив увидеть ее в совершенно ином свете. Не понимаю, почему я сам
не осознал это давным-давно.
– Сатанисты всегда молоды, – сказал он, – среди
них не найдешь ни одного, чье перерождение состоялось после тридцати – сорока
лет. Все они прибывают с Востока и утверждают, что ими правит дьявол, а
поклоняясь дьяволу, они служат Христу.
– Это для меня не новость, – отозвался я, не отрываясь
от своего занятия.
Я продолжал рисовать, словно Авикуса не было рядом, но вел
себя так не из желания его обидеть, а оттого, что давно уже устал от
поклонников сатаны – ведь именно из-за них я лишился Пандоры.
– Видишь ли, Мариус, этих смертоносных посланцев наверняка
отправляет сюда кто-то из старейших, делая из них своих шпионов. И в первую
очередь нам нужно уничтожить это древнее существо.
– Интересно, каким образом? – спросил я.
– Мы хотим завлечь его в Рим, – ответил Авикус. –
И хотим попросить тебя о помощи. Давай сегодня спустимся вместе в катакомбы и
сообщим юнцам, что ты их друг.
– С ума сошел? – воскликнул я. – Не понимаешь
разве, что им известно о существовании Матери и Отца? Забыл, что я рассказывал?
– Мы собираемся убить их всех до последнего. – За моей
спиной неожиданно вырос Маэл. – Но для полного успеха необходимо заманить
сюда старейшего.
– Идем с нами, Мариус, – настойчиво убеждал меня
Авикус. – Ты нам нужен, без твоего красноречия не обойтись. Уверь их в
том, что сочувствуешь их воззрениям. Но скажи, что позволишь им остаться в
Риме, только если они приведут своего главаря. Мы с Маэлом не сможем произвести
должное впечатление. И это не пустая лесть, а правда.
Я долго стоял с кистью в руке и размышлял: «Соглашаться или
нет?»
И в конце концов пришел к выводу, что не могу пойти на такой
шаг.
– Не проси меня, – сказал я Авикусу. – Заманивайте
его сами. А когда он будет здесь, дайте мне знать, и я обещаю, что приду и
помогу.
На следующую ночь Авикус вернулся.
– Сатанисты истинно дети, – сообщил он. – Они с
удовольствием рассказали о своем главаре и указали даже место, где он
обитает, – в пустыне на севере Египта. Он, несомненно, пострадал от
Великого Огня и поведал им историю Великой Матери. Жаль их убивать, но они мечутся
по городу, выбирают в жертвы лучших из смертных – словом, ведут себя
недопустимо.
– Согласен, – тихо ответил я, неожиданно устыдившись,
что постоянно взваливал охрану Рима на плечи Маэла и Авикуса, а сам оставался в
стороне. – Но вам удалось выманить древнее существо из укрытия? Что вы им
сказали?
– Мы принесли богатые дары, – ответил Авикус. – И
попросили призвать сюда того, кто ими управляет. А еще пообещали, что, как
только он появится, мы дадим ему свою могущественную кровь, в которой он крайне
нуждается, чтобы впредь создавать все больше и больше последователей – жрецов и
жриц культа сатаны.
– Ну конечно! Вашу могущественную кровь! А мне и в голову не
пришло! Я считал, что ею обладают только Мать и Отец, но не мы с вами.
– Не стану утверждать, что сам это придумал, – пояснил
Авикус. – Один из Детей Сатаны – так они себя называют – сообщил, что
главарь очень слаб и не встает с постели, что он способен только принимать
жертвы и создавать служителей культа, а потом предложил нам поделиться с их
кумиром кровью. Конечно, мы с Маэлом сразу согласились. Ведь мы,
просуществовавшие на земле много столетий, кажемся этим детям древними и
могущественными.
Несколько месяцев не поступало никаких новостей. Правда,
благодаря Мысленному дару я узнал, что Авикус уничтожил нескольких сатанистов –
в наказание за преступления, которые счел слишком опасными. А однажды,
наслаждаясь тишиной ясной летней ночи в своем саду, я услышал, как вдалеке Маэл
спорит с Авикусом, стоит или нет убить остальных Детей Сатаны.
В конце концов Маэл с Авикусом все-таки истребили всю шайку,
опустошив залитые кровью катакомбы, и возникли у меня на пороге с просьбой о
помощи, ибо не более чем через час должны были вернуться те, кого отправили в
Египет, и нужно было действовать быстро.
Я не забыл о данном обещании, а потому выбрал лучшее оружие
и покинул уютный теплый дом.
Катакомбы оказались такими тесными, что мне с трудом удалось
выпрямиться в полный рост. Судя по всему, в первые годы существования секты
смертные христиане устраивали здесь свои сборища и здесь же хоронили своих
покойников.
Пройдя по узким коридорам, мы оказались в чуть более
просторном подземелье и увидели носилки, на которых лежал, метая вокруг
исполненные ненависти взгляды, древний египтянин. Его юные прислужники в ужасе
созерцали прах своих падших соратников.
